Табу

Откровения Моисея повергли меня в шок настолько, что я прямиком помчался к ней, невзирая на запрет и пристальный взгляд Олега. Он знал куда я поехал, а я знал, что он все прекрасно понимает. Вот только опоздал. Квартира оказалась пуста, машина ее тоже исчезла со стоянки, а пьяный сторож не сумел рассказать ничего внятного, даже после небольшой трёпки.

– Наша песня хороша, начинай сначала…  – сгреб с косоногой тумбы то, что оставила мне на прощание Оксана: ключи, остатки налички и банковскую карту.

Катался по городу, наивно надеясь, что могу наткнуться на взъерошенную Кошку в очередном спальном районе, а когда солнце спряталось за стеклянными высотками офисных зданий, плюнул и отправился загород.

Загнанным зверем наворачивал круги по пустой гостиной, гипнотизируя деревянную стойку с алкоголем. Руки чесались, а мозг кричал, что нельзя расклеиваться. Нашёл один раз, найду и второй.

Злость и негодование закручивали меня все сильнее, казалось, что я даже ощущаю тонкий аромат шаявшего пороха. Словно сидел на бочке, рискуя взлететь ко всем чертям в любую минуту. Глупо было ожидать, что все наладится само собой.

Самонадеянно полагал, что жизнь остановилась и, треснув пополам, отсекла все плохое,  сконцентрировавшись лишь на ней… на её тонкой с золотым отливом коже, на губах цвета пыльной розы, на чёрных, как угли под чертовым котлом глазах, на дурманящем запахе…

Забыл, что ласковая Кошка по натуре настоящая львица, что несвойственно ей ждать, мириться, и просить. Забыл, что при малейшем шорохе, она уходит. Туда, где спокойно, тихо, пусть на время, но все же. Только сейчас понял, чего она ищет…

– Привет, – Наскалов аккуратно заглянул в дом, не закрывая за собой дверь.

– Что ты топчешься там? – рявкнул Моисей и впихнул робкого здоровяка вовнутрь. – Раз дверь не заперта, а собака не спущена, значит, можно. А даже если нельзя, то всё равно прорвёмся.

– А вдруг он не один, а психика у меня тонкая, слабая, – осмотрев зал на наличие посторонних, Олег выдохнул и сел на диван. – Дочь твоя над этим потрудилась на славу!

– Ой, зятёк, сегодня тебе можно все. Даже ворчать и по-бабски сопливо жаловаться, – хохотнул Моисей и, выставил на стол две большие бутылки водки. – А чего церемониться-то? Нажремся, как взрослые?

– Ага, это не вам завтра ехать в больницу. Если Янка унюхает, все! Изолирует и себя, и Плюшу…

– Плюшу? – я до сих пор надеялся, что отец Мартынова ослышался, ну не мог Скала позволить назвать дочь Плюшей.

– Это долгая история, – отмахнулся Олег, тем не менее позволив себе улыбнуться так, что ровный острый нос пошёл мелкими морщинками. – Как-нибудь расскажу по пьяни.

В этот миг я увидел перед собой мальчишку, что получил долгожданную награду, за которую он бился всю свою нелегкую жизнь. Лицо его разгладилось, щеки порозовели, а всегда четкие и быстрые движения стали плавными, как вечерний морской прибой. От этой мимолетной улыбки грубые и резкие черты лица смягчились, а взъерошенные волосы только усиливали эффект. Олег потирал щетину рукой, пряча непроизвольную и рвущуюся наружу улыбку. Быстро скинул куртку, оставшись в серых спортивных штанах и белой футболке. Он словно скинул броню, явив себя настоящего, позволив заглянуть туда, где разрешено было буйствовать только Янке.

– Плюша… Серега, ты хоть знаешь, какими маленькими они рождаются?

– Догадывался, – я был не единственным, кто наблюдал за Олегом. Моисей так и остался стоять в тёплом пальто у самого камина, напряжённо буровая зятя взглядом. Он свёл брови вместе, будто и не знаком был до этого с молчаливым и зачастую угрюмым бугаем.

– Плюша, – рассмеялся Олег, затем быстро встал, внимательно посмотрел на экран телефона и снова рухнул в мягкое кресло. – Плюша…

Невооруженным взглядом было заметно, как его распирает от счастья и гордости. И поспорить готов был, что в данную минуту ему меньше всего хочется торчать с нами. Мысли его были не здесь…

– Олег, – Моисей впервые на моей памяти назвал зятя по имени, сел напротив, открыл бутылку и разлил по стопкам прохладную жидкость. – За Плюшу. За семью. За тишину и улыбки. Я только после сорока понял, какое это счастье, когда дома тебя ждут. Пусть нас всех ждут…

– А мы пусть возвращаемся, – закончил за тестя Олег.

Моисей опустил взгляд, пряча искрящуюся влагу.  Рука сама потянулась к стопке. Мы выпили молча, в тишине, так и не скрестив взгляды. Под треск влажных поленьев в камине смотрели себе под ноги, думая каждый о своём.

Олег ощущал странные, неконтролируемые перемены внутри, непрекращающейся щенячий восторг, Моисей не мог поверить, что его эпоха закончилась, но он стоит на пороге новой жизни, где он любящий отец, дед, и даже возможно муж, а мне так захотелось, чтобы этот дом ожил, чтобы окна вспыхнули светом, а бесчисленные квадратные метры, дизайнерски оформленных комнат задребезжали от звонкого смеха и музыки, чтобы на кухне пахло выпечкой, а не стерильностью хлорки, чтобы большая кровать была скомкана и пахла пряной вишней, а не табаком.