– Трудно сказать. Смотря для кого, или для каких целей были изготовлены браслеты. Эти слова могут относиться и к тем, кто захоронен в мавзолее, и к тем, для кого сделаны браслеты. Возможно, это свадебные браслеты. Видишь ли, Валя, Тадж-Махал в Индии, да и не только в Индии, стал символом любви. Верной или, если хочешь, вечной любви.
– Николай Григорьевич, – задумчиво произнес Валентин, – вы не могли бы мне подробнее рассказать о правлении Шах-Джехана?
– Подробнее? Шах-Джехан стал султаном в 1628 году, а через два года в 1630 году умерла его жена Мумтаз Махал. Чтобы стать султаном, ему пришлось убрать с дороги пятерых своих братьев. По тем временам по-другому поступить было невозможно: иначе убили бы его. Будучи, в сущности, добрым человеком, он не хотел, чтобы так же в будущем произошло с его сыновьями. Но султаном мог стать только один из принцев, и он знал, что на этой почве разгорится война, которая может унести жизни трех сыновей, и не хотел этого. Он раздал им в правление самые лучшие земли, чтобы они правили самостоятельно и не враждовали друг с другом. Но они все рвались к власти.
Пожалуй, самой интересной личностью был его третий сын – Ауренгзеб. На протяжении нескольких десятилетий он разыгрывал перед всеми роль святоши, дервиша или, как тогда говорили – факира. Он уверял, что престол его не интересует, и он хотел бы всю жизнь молиться где-нибудь в укромном месте. И в этом он преуспел, все верили ему, но на самом деле он думал только об одном – о власти.
Индия Агра
1655 год
Шах-Джехан, его друг и советник Садулла-хан прогуливались по галерее дворца.
– Вы чем-то опечалены, государь?
– Меня не покидают мысли, Садулла-хан, о будущем моих четырёх сыновей. Они все уже в зрелом возрасте, женаты. Все претендуют на престол, тайно интригуют и враждуют между собой. Я в большом затруднении, как с ними поступить. Я даже опасаюсь за собственную жизнь.
– Да, государь, принцы стали слишком могущественными, каждый имеет свой двор. Надо удалить всех четверых из столицы, дав им в управление какие-нибудь провинции, соответствующие их происхождению.
– Я уже думал об этом. Конечно, я дам им лучшие провинции, но, боюсь, что они, управляя в них, будут разыгрывать роль независимых царьков.
– Так и будет, мой государь, вы знаете своих сыновей. Но, возможно, став вице-королями, они не будут враждовать друг с другом!
– Да, если оставить их при дворе, они перережут друг другу горло за трон. Я бы не хотел этого. Они мне все дороги. Трудно быть султаном, Садулла-хан, и иметь сыновей, которых любишь. Но не менее трудно иметь взрослых дочерей. Особенно меня тревожит Бегум Сахеб.
Они молча шли по галерее. Султан был задумчив:
– Сегодня, на вечернем приёме, я объявлю своё решение относительно принцев.
Наступил вечер. Шах-Джехан стоял на галерее и смотрел, никем не замеченный, на дворцовую площадь. Там собирались, пришедшие на вечерний приём эмиры и принцы. Принцы были пышно одеты и держались отдельными группами, окруженные своими советниками и друзьями.
«Мои сыновья, – думал падишах, останавливая свой взор на каждом из принцев. – Дара. Первенец. Не лишён хороших качеств: любезен в разговоре и чрезвычайно щедр. Но слишком высокого мнения о себе и вспыльчив».
Дарий гордо стоял в кругу друзей, изредка бросая косой взгляд на своего брата Ауренгзеба.
«Султан-Суджа – более скрытен и твёрд, чем Дара. Но слишком много времени проводит в попойках, пении и танцах, нежели в трудах».
Султан-Суджа весело смеялся над какой-то шуткой, только что рассказанной ему.
«Ауренгзеб – рассудителен, хорошо разбирается в людях, хитер и лицемерен. Сколько лет он изображает из себя святошу! Старается внушить всем, что его не интересует престол, что он мечтает только о тихой жизни, молитве и благочестивых делах. Но я-то знаю, единственное, о чём он мечтает, это – власть! Власть! – вот за что он каждый день молится! Он рождён быть правителем».
Ауренгзеб стоял со своей свитой, вслушиваясь в то, что ему говорили, при этом, не забывая внимательно, но незаметно, наблюдать за всеми присутствующими здесь братьями.
«Морад-Бакш – мой младший, – думал Шах-Джехан. – Полагается только на свою руку и меч. Честен и храбр, но если бы эта храбрость сочеталась с большой выдержкой: он бы далеко пошёл! Но, к сожалению, думает только о развлечениях и выпивках».
Морад-Бакш спокойно вразвалочку шёл по площади, положив руку на свой меч.
Ауренгзеб кротко улыбаясь, подошёл к младшему брату.
– Здравствуй, брат Морад-Бакш!
– Здравствуй, Ауренгзеб! – Морад-Бакш обнял его. – Слышал? Отец сегодня назовёт те провинции, которые нам выделил!
– Слышал, – смиренно ответил Ауренгзеб. – Но ты же знаешь, меня это совершенно не интересует. Я соглашаюсь там править только потому, что на то воля Шах-Джехана!
– Ты, действительно, у нас настоящий святоша! – весело захохотал младший брат. – А я рад тому, что у меня будет свой удел! Будут деньги, будет свобода!
–Будь моя воля, – задумчиво отвечал старший брат, опустив глаза и теребя чётки, – я бы стал дервишем.