— Это тебе для силы. В мешке Ричарда есть тетради и карандаши. У меня — два щенка, попугай и мачете...
Ричард потягивал пахнущий костром сладковатый напиток и сквозь язычки пламени тайком разглядывал скуластое лицо мальчишки. Щенята, которыми решил похвастаться Карлос, тыкались мокрыми носами Ричарду в ладони. Он, конечно, не в обмен на щенка или попугая, а просто так отдаст Карлосу и книги и карандаши. И обязательно, обязательно расскажет о том, что только четверо из ста никарагуанцев не боятся называть себя коренными индейцами. Со времен диктатора живет в людях страх: узнают в тебе индейца — мискито или нанградес — и ты обречен на унижения, нищету и голодную смерть...
И сами собой рождались строчки под звуки костра и ночи.
Упругие, энергичные строчки, пришедшие, как тропический ливень, как поток с гор, гудели в голове и, переполняя, искали выхода. Пальцы выстукивали на коленях мелодию. А ритм? Его не надо было искать, он жил все эти дни — маним-бо, маним-бо...
— Карлос, здесь, у реки Коко жили гордые и свободолюбивые индейцы из племени чоротегов. Сейчас я спою тебе песню, ее еще никто не слышал...
Чтобы не забыть строк и мелодии, Ричард стремглав бросился за гитарой. У входа в дом, прислонившись к стене, сидел дон Клаудио. Так мог заснуть только очень уставший человек. Широкая грудь вздымалась мерно и неслышно. Гордый профиль, крона густых волос и борода — жестким контуром чернели на фоне белой стены. Изломанное соломенное сомбреро покачивалось на ветке. Старые армейские ботинки крестьянин бережно придвинул к огню. Автомат лежал на белой тряпице у правой руки.
Никто не видел портрета таякана Никарао. Ричард рисовал бы его с этого крестьянина...
ПЕРВЫЙ УРОК
СПИТ компаньеро Ричард Лоза. Под гамаком стоят его армейские ботинки, перемазанные красной землей и глиной лесной тропы. В изголовье на гвозде висит ремень с ножом и револьвером.
Спит компа Ричард, укутавшись в одеяло бригадиста и кусок целлофановой пленки, который успела сунуть в рюкзак мама.
Спит Ричард. Вьющиеся длинные волосы выбились сквозь сетку гамака. Будить человека, улыбающегося во сне, не надо. Что ему снится? Первый урок? Сильвия, разрешившая при расставании коснуться щекой ее теплой щеки?
Тихо в крестьянском доме. Все ушли... Во дворе бормочут индюки. Они, как и куры, охраняют дом от змей. Помогают им домашние кошки, которые расправляются со змеями без лишнего шума: бац лапой — и готово! Если, конечно, змея не очень большая.
Ричард открыл глаза и улыбнулся: «Хорошо!» На столе из неструганых досок стоял высокий пластмассовый стакан с кукурузным напитком и чашка вареной фасоли.
— Ночью к дому приходили олениха и олененок, — услышал Ричард голос Карлоса. — Меня оставили показать тебе школу. Все ушли на плантацию.
— А-а... — протянул неопределенно Ричард, поспешно вытаскивая из рюкзака тетради. Словам Карлоса о плантации он не придал никакого значения. — Идем, показывай...
Бамбуковую хижину, которую мальчишка назвал школой, можно было сравнить с большим решетом для просева кофейных зерен.
— Здесь жила одинокая старуха Толико. В сезон дождей, — пояснял Карлос, — ее убило осколком мины. Толико умела стрелять в контрас. Ее закопали как воина — на шесть ладоней вниз.
Ричард с грустью обводил взглядом изрытый земляными мышами пол, каменный очаг, почерневшие от времени камышовые циновки... Отогнав замешательство и «эгоистичное разочарование», он ободрил себя тем, что сын тигра всегда полосатый, и по-хозяйски стал мерить шагами хижину.
— Карлос, стулья мы сделаем из бревен. Распилим их с ребятами на короткие чурбаки. Кстати, почему они не идут?
И, не выслушав ответа, продолжал:
— У нас нет главного — классной доски. А это, как тебе объяснить, такое большое, черное. На ней можно писать, например... — Ричард еще раз окинул хижину, — например, куском сухой глины. Понял? Большое и черное...
— Камаль! — смекнул Карлос.
— Камаль?
— Это такое черное, круглое, на котором мы жарим кукурузные зерна.
— Отлично! — обрадовался Ричард. — Тащи... Камаль — доска, это в школе главное!
Камаль — круглый противень — закрепили веревками на стене. «Учебные пособия» — тетради, карандаши и книги Ричард разложил на циновке и стал ждать. Скрывая от Карлоса волнение, он в который раз листал заученную инструкцию бригадиста и тайком поглядывал на улицу. Она как и час и два назад была пустынной. Ученики, его ученики (!) не шли...