Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

А д о м а с  2 - й. Дети умеют пачкать себя своей собственной грязью. Мнимых родителей они будут воспевать, а подлинных — осыпать бранью.

А д о м а с. Если это принесет ему счастье…

А д о м а с  2 - й (зло ухмыляясь). Вон они опять идут — мой сын и моя молодая жена. Они счастливы. Оба. Вдвоем.


Статуи исчезают. По лестнице подымаются  Р и м а с  и К с а в е р а. Идут медленно, то и дело останавливаясь, перебрасываясь словами. Тихо смеются. Они поглощены друг другом, уверенные, что никто их не видит. Адомас слышит их шаги, знает, чьи это шаги.


К с а в е р а (войдя, машет Римасу букетом цветов). Ну, входи же… Я тебя прошу.


Р и м а с  входит и молча кланяется Адомасу. Ксавера целует его в щеку.


Опять курил трубку? Врач же тебе запретил. (Римасу.) У него, говорят, язва. Может, ее и нет, но врачей надо слушать. Смотри, Адомас, последние полевые цветы. Слабые, уже не пахнут. А мне они тем дороже.

(Ищет вазу.)

А д о м а с. Садись, Римас. Прошу.

Р и м а с. Спасибо. (Остается стоять.)

К с а в е р а (Адомасу). Скучал один? (Ставит цветы на рояль, потом, передумав, переставляет на столик возле кресла, где сидит Адомас.) До чего красивая у тебя седина. Погляди, Римас! Как серебряное руно. Говорят, седые мужчины нравятся девчонкам…


Адомас раздраженно выбивает трубку.


Мы были на автогонках. Го-картов. На кубок газеты «Тьеса». Как интересно! Знаешь, что я подумала: спорт — то же искусство, только лишенное мысли. Искусство антиинтеллектуальной эпохи.


Пауза. Адомас нервно стучит трубкой по пепельнице.


Я учу Римаса править. Привила ему страсть к машине. Это его первая страсть. Правда, Римас, приятно, когда ладони лежат на руле, а под ними вибрирует послушное живое существо?.. А потом — скорость, скорость, словно летишь по ветру. Блаженство! Пути-дороги, все равно куда…


Римас влюбленно на нее смотрит.


Да что вы, онемели, черт возьми?

А д о м а с (осторожно). А ты не подумываешь купить машину, Римас?

К с а в е р а (с иронией). Тогда уж «Волгу», Римас. Из первой получки.

А д о м а с. Я получу много денег за памятник. Могу дать взаймы.

Р и м а с. Почему вы предлагаете мне деньги? Даже не зная, смогу ли я их отдать. Странно… (Садится.)

А д о м а с. Чего же тут странного?

Р и м а с. Нет, денег у вас я не возьму.

А д о м а с. Ты человек талантливый. Много работаешь… Значит, деньги у тебя будут. Тогда и вернешь…

Р и м а с. Простите, но ваше предложение кажется мне странным.

К с а в е р а. Римас уходит из Дорпроекта и переходит к нам в Сельхозпроект. Будет получать рубля на три больше. Вот тогда и сможет купить «Волгу». Мы с ним спроектируем свинарник будущего. Семиэтажный, с гигиеническими кухнями и с еще более гигиеническими клозетами. Для самых отборных, привилегированных свиней.

А д о м а с (показывая на Ксаверу). Ты ее понимаешь, Римас? Понимаешь, когда она говорит серьезно, а когда издевается надо всем на свете и даже над собой?

К с а в е р а. Он-то понимает. Правда?

Р и м а с. Понимаю.

К с а в е р а. Хотите кофе?

Р и м а с. Спасибо. Я не хочу.


Пауза. Адомас держит во рту погасшую трубку. Смотрит на Римаса с едва скрываемой нежностью. Римас избегает его взгляда. Он волнуется, не решаясь что-то спросить.


К с а в е р а (насвистывает)

. Римасу хватает моего «Москвича».

А д о м а с. Кажется, я зря его купил.

К с а в е р а. А женился ты на мне не зря?

А д о м а с. Римас, Ксавера — опасная женщина, с ней шутки плохи.

К с а в е р а. Он это знает.

А д о м а с (спокойно). А он знает, что мы с тобой можем разорвать друг друга насмерть? Как взбесившиеся собаки с одного двора.

К с а в е р а (с удивлением на него глядя). Ну нет, мы слишком дорожим жизнью.

А д о м а с. Римас, ты знаешь, что значит разбудить женщину? Вернее сказать, разбудить в ней женщину?

К с а в е р а. Заставить ее полюбить?

А д о м а с. Нет, пробудить в ней страсть.

К с а в е р а. Ну и что же будет? Погибнет мир?

А д о м а с. Земля заколышется у тебя под ногами, волки завоют в душе, на голову рухнет небосвод. (Помолчав.) Найди лучше девушку, добрую, чистую… Такие еще бывают. Если ты сам ее не развратишь, то будешь счастлив. А Ксаверу оставь. Она не годится для устойчивой жизни. (С угрозой.) Понял?


Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное