Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

Р и м а с. …Понимания самих себя, времени… Может, мы сами тоже ловчим… в большом или в малом… А если бы мы снова попали в те страшные условия? Нет! Нет! Это невозможно, ну, а если бы все-таки мы в них оказались? Мы снова бы стали отдавать на смерть друзей, братьев?..

К с а в е р а. Но и умирать за них!

Р и м а с (ласково). Ты права. Умирать за них. И я в это верю.


Пауза.


А д о м а с. Что же вы хотите знать еще?

Р и м а с. Вот я и спрашиваю: что вы скажете еще? Вы сказали, что виноваты…

А д о м а с. Я этого не говорил! Может быть, в общем, историческом смысле слова…

Р и м а с. В чем же вы виноваты? Пускай в историческом смысле…


Адомас молчит.


Вы не ходили в атаку, не лежали в окопной грязи. Но хотя бы не произносите проповедей. Многие их произносят, а ведь далеко не все шли в бой по своей воле, по совести. Есть и такие, кто был бы рад, если бы им позволили тогда жить, как жили вы, — тихо, мирно… На словах молились бы Литве и били поклоны оккупантам. Где же честь? Достоинство? Может, их и нет у человека?


Пауза.


Мой отец умер… за будущее всех людей. За меня, за нее… За тех, кто еще не родился. За вас, знаменитого скульптора. А вы создаете ему памятник. За это вы получите деньги, славу… То есть вы выгодно продаете память о нем. А будь он в живых, а не бронзовый, кто знает, какую бы вы извлекли из этого выгоду…


Римас подходит вплотную к Адомасу и бросает слова ему в лицо. Адомас бессознательно поднимает руки. Минуту они стоят, глядя друг на друга.


А потом стали бы оправдываться, что человек — существо хрупкое.


З а т е м н е н и е.


Мастерская Адомаса Брунзы. Другое освещение. Кругом статуи.


А д о м а с. Он меня обвиняет прямо… (В изнеможении опускается на стул.)

А д о м а с  2 - й. Пошлю-ка я ко всем чертям этого наглого щенка!

А д о м а с. Он — мой сын! И он страдает.

А д о м а с  2 - й. А кто теперь не страдает? Я, что ли, в этом виноват?

А д о м а с (кричит). Я! Я во всем виноват!

А д о м а с  2 - й (тоже с криком). В чем? В чем? В зверствах? В варварстве? В море пролитой крови? Это же лицо современного мира, где повсюду остался отпечаток фашистского сапога. Я только родимое пятнышко на этом лице. В чем же моя вина?

А д о м а с. Это не оправдание. Ни для себя, ни для сына. Что же делать?

А д о м а с  2 - й. Если ты подлец, кричи, что другие подлецы! Если вор, кричи: «Держите вора!» Если предатель, ищи повсюду изменников.


Исчезает Адомас 2-й. Исчезают статуи. Опять комната Адомаса Брунзы.


А д о м а с. Римас, а ты сам? Думаешь, что так и пройдешь длинный, извилистый жизненный путь, ни разу не свалившись в топь, чистенький, как новый пятак? Кто тебе дал право меня допрашивать? Молчишь? Лучше спроси: кто пытался спасти Паулюса? Кто рискнул, входя в оцепленный дом? Кто предупредил Тересе? Теперь все это кажется так просто. Но это могло стоить жизни.

Р и м а с. Хватаетесь за соломинку? Думаете спастись?

А д о м а с. Не веришь? Даже в это не веришь?

Р и м а с. Вы можете меня выгнать.


Ксавера снова принимается насвистывать песенку.


А д о м а с. Я бы и выгнал, не будь ты сыном Тересе.

К с а в е р а (напевает). Трам-там-ля-ля! «Поэт возвращается в город родной… Его тут не выдаст никто…»


Пауза.


Боже мой, как мне надоела ваша болтовня… Вот тоска! (Римасу.) У нас же билеты в театр.


Римас молчит.


(Зло.) Слышишь, уже шесть часов, а у нас билеты в театр!

Р и м а с. Я не пойду.

К с а в е р а. Так я и знала. Что ж, мы всегда страдаем из-за мужского непостоянства.

Р и м а с (обоим холодно). Позвольте мне пожелать вам всего наилучшего.

К с а в е р а (Адомасу). Знаешь, у него есть попугай. И он целыми вечерами с ним разговаривает.


Низко поклонившись Ксавере, Римас уходит.


Философ!.. Жаль, что ты его не выгнал.

А д о м а с. Я когда-то знал женщину. Так не похожую на тебя!

К с а в е р а. А!.. И чем же она от меня отличалась?

А д о м а с. У нее была душа ангела, а у тебя — черта. Вы — словно две половины, начало и конец одной песни.

К с а в е р а. Ты ее любил?

А д о м а с. Больше всего на свете!

К с а в е р а. Больше жизни? Да? А меня?

А д о м а с. Теперь — увы! — тоже больше всего на свете.

К с а в е р а (вдруг). Адомас, пойдем куда-нибудь! Потанцуем! Напьемся! Пойдем, милый!

А д о м а с. Сегодня мне так муторно, что я от одной рюмки свихнусь… Работа меня успокаивает… Мешает думать… Я буду работать.

К с а в е р а (плачет). Правильно… Правильно… Работай! Работай! (Отворачивается.)

А д о м а с. Ксавера!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное