Читаем Тайна Адомаса Брунзы полностью

Ксавера громко смеется.


Р и м а с (искренне). Спасибо за прямой разговор. Я тронут.

К с а в е р а. Красота! (Хохочет.) Я же тебе говорила, Римас, что вы с ним сойдетесь, а тебе еще не нравились его работы…

Р и м а с. Я не говорил, что они мне не нравятся.

К с а в е р а. А как же? Упрекал, что лицо на памятнике выражает только горе, что нет в нем железной воли борца…

Р и м а с. Да нет, не то…

К с а в е р а. Что там изображен человек, потерявший всякую надежду, веру в людей, проклявший жизнь! Разве ты этого не говорил?

Р и м а с (почти с испугом). Нет! Нет! Никогда!

К с а в е р а. Забыл?.. На кого будет смотреть народ? Откуда черпать силы? Где герой, с которого надо брать пример? Разбить этот проклятый памятник и воздвигнуть новый! Вот что ты говорил!

Р и м а с. Ты с ума сошла!

А д о м а с (переводя взгляд с одного на другого). Вы деретесь с завязанными глазами, а удары достаются мне… Я изобразил то, что дала мне жизнь. Моя жизнь. Мое время.


Долгая пауза.


Р и м а с. Это правда, что отца предали?

А д о м а с. Вероятно. Так мы думали.

Р и м а с. Наверное. И я так думаю. Сначала я не верил.

А д о м а с. А потом поверил? Во что?

Р и м а с. Что его предали.


Пауза.


А д о м а с. Кто тебе рассказал?


Римас и Адомас скрестили взгляды, словно противники перед поединком.


Р и м а с (не отвечая на вопрос). Вас, кажется, арестовало гестапо вместе с ним? Может быть, вы знаете, кто его предал?

А д о м а с. Обыкновенный человек.

Р и м а с. Какой?!

А д о м а с. Человек, который не выдержал пыток. Или очень голодный человек. За кусок хлеба. Человек ведь хрупкое существо, его легко сломать. И, чтобы выжить, он будет шагать по трупам.

Р и м а с. Вы так думаете о людях?

А д о м а с. Увы! Хотя и не хотел бы так думать.

Р и м а с. Но не можете иначе?

А д о м а с. Не могу.


Ксавера насвистывает песенку.


Р и м а с. Но… вы знаете, как это произошло? Как он был предан?

А д о м а с. Как это произошло, я не знаю.

Р и м а с. Почему же вы уверены, что его предали?

А д о м а с. Паулюс скрывался в безопасном месте. Гестапо могло бы его не найти.

Р и м а с. Может, вы знаете даже имя предателя?

А д о м а с (растерянно). Нет… Не знаю. Откуда я могу знать?..

Р и м а с. Он, вероятно, был другом отца. Может, и сейчас жив. Пользуется уважением, почетом…


Пауза. Адомас молчит.


К с а в е р а. Ах, вот о чем ты хотел с ним поговорить? Послушай, ведь не Адомас выдал твоего отца? Чего ты устраиваешь ему допрос?

Р и м а с. Я не устраиваю ему допроса. (Адомасу.) Простите… Я хочу знать правду. Меня мучит эта мысль… Я никак не могу понять… ведь на свете нет ничего подлее предательства!

К с а в е р а. Вам не надоело еще о нем говорить?

Р и м а с. Хорошо. (Адомасу.) Расскажите о моем отце.

А д о м а с. О ком? О Паулюсе Даугирдасе?

Р и м а с. Ну да!

А д о м а с. Он был лучше нас всех.

Р и м а с. Он верил в людей?

А д о м а с. Больше, чем в самого себя.

Р и м а с. И разочаровался?

А д о м а с. А кто этого не испытал?

Р и м а с. Наверное, во сто раз тяжелее умирать, когда тебя выдал друг. Что думает тогда человек в предсмертный час? Может ли он примириться с судьбой? Простить? Или он взывает о мести?

К с а в е р а. Разве ты не читал предсмертных писем узников? Их столько у нас печатали. Я их всегда читаю. И спрашиваю себя, что бы я чувствовала на их месте. Наверно, только презрение.

Р и м а с. Только презрение?

К с а в е р а. Мир, где предают, не стоит оплакивать.

Р и м а с. Верно. Мир, где есть предательство, оплакивать не стоит. А что делать? Мстить? Проклинать?

К с а в е р а. Капитально отремонтировать.

Р и м а с. Ты умница. (Адомасу.) Скажите, когда вас пытали… вы думали только о себе? От этого, наверно, было еще страшнее, правда? Чувствовать такое жуткое одиночество… Можно с ума сойти, верно?

А д о м а с. Давайте не вспоминать то время, Римас. И не спрашивать… даже самих себя.

Р и м а с. Отца чудовищно мучили. Я знаю. Мать прошла через все, что только может выпасть на долю женщины в лагере. Немка мне рассказывала. Забыть об этом нельзя. Опаленная память. Обожженная душа.

А д о м а с. Все мы обожжены прошлым, а надо жить.

Р и м а с. И не искать виноватых? Да?


Пауза.


Не спрашивать, кто нас предал?


Адомас отирает со лба пот.


К с а в е р а. Ха! Искать виноватых!.. Ну, а если найдешь? Что тогда?

Р и м а с. Что тогда?

К с а в е р а. Ну да, да! А что тогда?


Римас молчит.


Отомстишь? За отца? За мать? Око за око?

Р и м а с. Месть не утешает, Ксавера.

К с а в е р а. А что утешает?

Р и м а с. Правда. Надо понять ее всю, до конца… Вот у нас то одного, то другого предателя вытаскивают из небытия, из забвения… расстреливают. А что это дает?

К с а в е р а. В каком смысле?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия
Соколы
Соколы

В новую книгу известного современного писателя включен его знаменитый роман «Тля», который после первой публикации произвел в советском обществе эффект разорвавшейся атомной бомбы. Совковые критики заклеймили роман, но время показало, что автор был глубоко прав. Он далеко смотрел вперед, и первым рассказал о том, как человеческая тля разъедает Россию, рассказал, к чему это может привести. Мы стали свидетелями, как сбылись все опасения дальновидного писателя. Тля сожрала великую державу со всеми потрохами.Во вторую часть книги вошли воспоминания о великих современниках писателя, с которыми ему посчастливилось дружить и тесно общаться долгие годы. Это рассказы о тех людях, которые строили великое государство, которыми всегда будет гордиться Россия. Тля исчезнет, а Соколы останутся навсегда.

Валерий Валерьевич Печейкин , Иван Михайлович Шевцов

Публицистика / Драматургия / Документальное