Р и м а с
К с а в е р а. Красота!
Р и м а с. Я не говорил, что они мне не нравятся.
К с а в е р а. А как же? Упрекал, что лицо на памятнике выражает только горе, что нет в нем железной воли борца…
Р и м а с. Да нет, не то…
К с а в е р а. Что там изображен человек, потерявший всякую надежду, веру в людей, проклявший жизнь! Разве ты этого не говорил?
Р и м а с
К с а в е р а. Забыл?.. На кого будет смотреть народ? Откуда черпать силы? Где герой, с которого надо брать пример? Разбить этот проклятый памятник и воздвигнуть новый! Вот что ты говорил!
Р и м а с. Ты с ума сошла!
А д о м а с
Р и м а с. Это правда, что отца предали?
А д о м а с. Вероятно. Так мы думали.
Р и м а с. Наверное. И я так думаю. Сначала я не верил.
А д о м а с. А потом поверил? Во что?
Р и м а с. Что его предали.
А д о м а с. Кто тебе рассказал?
Р и м а с
А д о м а с. Обыкновенный человек.
Р и м а с. Какой?!
А д о м а с. Человек, который не выдержал пыток. Или очень голодный человек. За кусок хлеба. Человек ведь хрупкое существо, его легко сломать. И, чтобы выжить, он будет шагать по трупам.
Р и м а с. Вы так думаете о людях?
А д о м а с. Увы! Хотя и не хотел бы так думать.
Р и м а с. Но не можете иначе?
А д о м а с. Не могу.
Р и м а с. Но… вы знаете, как это произошло? Как он был предан?
А д о м а с. Как это произошло, я не знаю.
Р и м а с. Почему же вы уверены, что его предали?
А д о м а с. Паулюс скрывался в безопасном месте. Гестапо могло бы его не найти.
Р и м а с. Может, вы знаете даже имя предателя?
А д о м а с
Р и м а с. Он, вероятно, был другом отца. Может, и сейчас жив. Пользуется уважением, почетом…
К с а в е р а. Ах, вот о чем ты хотел с ним поговорить? Послушай, ведь не Адомас выдал твоего отца? Чего ты устраиваешь ему допрос?
Р и м а с. Я не устраиваю ему допроса.
К с а в е р а. Вам не надоело еще о нем говорить?
Р и м а с. Хорошо.
А д о м а с. О ком? О Паулюсе Даугирдасе?
Р и м а с. Ну да!
А д о м а с. Он был лучше нас всех.
Р и м а с. Он верил в людей?
А д о м а с. Больше, чем в самого себя.
Р и м а с. И разочаровался?
А д о м а с. А кто этого не испытал?
Р и м а с. Наверное, во сто раз тяжелее умирать, когда тебя выдал друг. Что думает тогда человек в предсмертный час? Может ли он примириться с судьбой? Простить? Или он взывает о мести?
К с а в е р а. Разве ты не читал предсмертных писем узников? Их столько у нас печатали. Я их всегда читаю. И спрашиваю себя, что бы я чувствовала на их месте. Наверно, только презрение.
Р и м а с. Только презрение?
К с а в е р а. Мир, где предают, не стоит оплакивать.
Р и м а с. Верно. Мир, где есть предательство, оплакивать не стоит. А что делать? Мстить? Проклинать?
К с а в е р а. Капитально отремонтировать.
Р и м а с. Ты умница.
А д о м а с. Давайте не вспоминать то время, Римас. И не спрашивать… даже самих себя.
Р и м а с. Отца чудовищно мучили. Я знаю. Мать прошла через все, что только может выпасть на долю женщины в лагере. Немка мне рассказывала. Забыть об этом нельзя. Опаленная память. Обожженная душа.
А д о м а с. Все мы обожжены прошлым, а надо жить.
Р и м а с. И не искать виноватых? Да?
Не спрашивать, кто нас предал?
К с а в е р а. Ха! Искать виноватых!.. Ну, а если найдешь? Что тогда?
Р и м а с. Что тогда?
К с а в е р а. Ну да, да! А что тогда?
Отомстишь? За отца? За мать? Око за око?
Р и м а с. Месть не утешает, Ксавера.
К с а в е р а. А что утешает?
Р и м а с. Правда. Надо понять ее всю, до конца… Вот у нас то одного, то другого предателя вытаскивают из небытия, из забвения… расстреливают. А что это дает?
К с а в е р а. В каком смысле?