— Я… вижу, вы и тот круг лиц, к которому вы принадлежите, введены в досадное заблуждение. Я уже сказал вам и снова повторяю, никакого аппарата я не строил… и дочь моя все-таки уехала за границу по собственному желанию. Считаю, что наш разговор в дальнейшем бесполезен. Никаких ваших предложений я не приму. Ни одному человеку входить в мой дом не позволю, особенно в качестве моего защитника.
— Хорошо, профессор, это ваше право, я постараюсь впредь не беспокоить вас, но сейчас позвольте вам показать один предмет, который, быть может, вас заинтересует.
Кувалдин протянул профессору небольшой сверток.
— Что это? — спросил Щетинин, разворачивая сверток.
— Мы сами не знаем, что это такое. Но один человек уверяет, что этим камнем можно произвести взрыв огромной силы. Возможно, это и чепуха, но проверить правильность его слов… не представляется возможным.
Профессор несколько раз взвесил в руке коробочку, ее необычайная тяжесть поразила его. Он встал и, подойдя к окну, начал с интересом рассматривать черный обломок камня.
— Затрудняюсь вам ответить… но мне кажется, что это не камень, а какой-то металл…
Профессор помедлил и возвратил коробочку Кувалдину.
— Что вы еще хотите узнать?
— Больше ничего, профессор.
Когда Кувалдин уходил, профессор задержал его:
— Извините… любезный… Кто вы такой? К какой партии принадлежите?
— Я токарь, состою в Российской Коммунистической партии большевиков.
Глава 17
ПЕРЕЛОМ
Ольга остро переживала исчезновение своей единственной подруги. В их семье не принято было делиться своими мыслями и чувствами, каждый жил сам по себе, и это было особенно тяжело. Глава дома, полковник Вадим Николаевич Тропов, был деспотом семьи. Это был жестокий человек, не признающий никаких человеческих слабостей. Жалость, слезы, радость даже у детей он считал нетерпимыми. Его жена — Мария Филимоновна — женщина бесхарактерная, ни в чем не могла противоречить своему мужу и была только послушной исполнительницей воли своего супруга. Все это заметно отразилось на воспитании детей. Ольга росла замкнутым, нелюдимым ребенком. Трепетала в страхе перед отцом, который вмешивался в воспитание дочери только тогда, когда нужно было ее наказывать.
Вся его скупая любовь сосредоточилась на брате Оли — Викторе. Десяти лет маленький Витя был определен в военную школу.
С тех пор Оля редко видела своего брата, но она его любила и жалела, потому что знала, как ему тяжело давалась наука отца. У Ольги рано появилось чувство протеста против деспотизма отца. После одного случая полковник окончательно перестал замечать присутствие дочери в доме.
— Что ты любишь, Олечка, больше всего на свете? — спросил Виктор свою маленькую сестричку, приехав однажды на каникулы.
Ольга ответила нарочито громко:
— Больше всего я люблю пирог с яблоками, когда папы нет дома и нашу кошку Принцессу.
В гимназии Ольга познакомилась с дочерью профессора Щетинина — Софьей и с тех пор всю свою любовь отдала ей. Но вот появился в их семье Юнг, и в душе Ольги что-то изменилось: ей стал дорог этот почти незнакомый человек. Она ревновала его к Софье, хотя даже себе стеснялась признаться в этом. Впервые за все время их дружбы между подругами появилась незримая трещина.
Когда Соня исчезла, Ольга испытала в первое мгновение чувство радости, оно было так мимолетно, что осознала она его уже позднее, а когда осознала, то жгучий стыд не давал ей покоя несколько дней.
Ольга искренне желала помочь своей подруге, попавшей в беду. Но ее пугала необходимость идти к чужим незнакомым людям. Она поймала себя на том, что ей не хочется, чтобы Юнг уходил от них. И теперь, когда он ушел, она чаще, чем ей хотелось, думала о Юнге.
Она иногда посещала старого профессора и, как могла, утешала его.
Профессор был с ней холодно вежлив, она чувствовала, что ему тяжело ее видеть, и решила реже ходить к нему.
Отношения с матерью у нее совсем испортились. После того, как в их доме появились большевики и забрали Юнга, Мария Филимоновна поняла, что за человек нашел у них убежище. Между ею и дочерью произошел тяжелый разговор, он окончательно решил отношение сторон. Мария Филимоновна обо всем обещала написать отцу.
Ольге было очень тяжело; как ей не хватало сейчас подруги? Несколько раз у нее появлялась мысль пойти к Юнгу, все рассказать, побыть о ним. Но всякий раз ее удерживало чувство нерешительности, да она и не знала, где находится Юнг.
В передней раздался звонок. В приоткрытых дверях показалась голова Марии Филимоновны.
— К вам, кажется, д-друзья, — голос ее дрожал от плохо скрытого негодования.
Ольга вышла и с удивлением увидела Кувалдина.
— Не ждали? Здравствуйте, Оля. Я на несколько слов.
— Пожалуйста, садитесь.
— Видите ли… я пришел… вернее, нам стало известно, что вы когда-то были, а может, и сейчас знакомы с одним человеком… если вас не затруднит, то не сможете ли вы в нескольких словах рассказать о нем? Я имею в виду некоего Саржинского.
— Саржинского?
— Да.
— Я право, затрудняюсь. Он, кажется, был за границей, а что еще о нем сообщить, я просто не знаю.
— Вы не знаете, где он живет или хотя бы проживал?