Тайна богатой вдовы

Но Наполеонов от пылких поступков воздержался и перешёл к делу.

– Расскажите нам, пожалуйста, ещё раз о своей случайной встрече со Снежаной Эдуардовной в тот день возле кабинета Артура Владимировича.

– Ну, я видела, как она подошла к двери комнаты, постучала и толкнула её.

– А потом?

– Потом она снова стала стучать.

– А перед этим?

– Перед чем?

– Перед тем как начать стучать, что делала Снежана Эдуардовна?

– Шла от лестницы.

– Быстро?

– Да, почти бежала. Я ещё удивилась, почему она так спешила и на ходу стягивала перчатки.

– Какие перчатки?

– Голубые. Они были к её платью.

– А куда она их дела?

– Комкала в руках. А дальше я не знаю.

– То есть вы не видели, куда она их положила?

– Нет, – покачала головой девушка.

– А потом, в последующие дни, перчатки не попадались вам на глаза? – спросила Мирослава.

– Нет, сама удивляюсь, куда они запропастились.

– А платье на месте?

– Да.

– Алика, вы не знаете, камин в вашем доме разжигали после того рокового дня?

– Нет. Зачем? Ведь сейчас же лето! – искренне удивилась девушка.

– Да, действительно, лето, – согласилась Мирослава. – А если бы зажгли, вы бы узнали об этом?

– Скорее всего, – проговорила Алика растерянно, – ведь я убираюсь в комнатах…

– Спасибо, что согласились приехать. Вас сейчас отвезут и высадят недалеко от дома.

– Нет, не надо меня сейчас отвозить к Дарским. Я отпросилась, – пояснила она. – И, пожалуй, поеду к подруге, а потом вернусь в посёлок.

– Хорошо, скажите, куда вас отвезти.

– Ой, спасибо! – обрадовалась Алика. – Вот Вероничка удивится.

– Так, значит, вашу подругу зовут Вероникой, – улыбнулась Мирослава.

– Конечно!

– А я-то думала, чьим именем вы назвали меня во время нашего разговора, – улыбнулась Мирослава.

После того как Морис увёз горничную к её подруге, Мирослава рассказала Наполеонову о бессоннице Снежаны и её прогулках по ночному саду.

– Что тут удивительного, – пожал он плечами, – сад её, когда хочет, тогда и гуляет.

– Но зачем ей шарахаться от садовника?

– Нервы, – пожал плечами Наполеонов.

– Может быть, а вдруг что-то другое.

– Что другое? Что ты ещё придумала?

– Я хочу знать, где перчатки.

– Зачем они тебе сдались?

– Подумай сам. – Мирослава повернулась и вышла из кабинета.

Глава 11

За распахнутым окном террасы было ещё светло. Солнце лениво катилось к закату под восторженные трели соловьёв и тихие переборы голосов других птиц.

– Иногда мне кажется, что наступление ночи это как опускание занавеса в театре. На сцене дня разыгрывается так много всевозможных спектаклей.

– Ещё скажи, что весь мир театр, – хмыкнул Шура.

– Это уже сказал Шекспир.

– Можно повторить для большего эффекта.

– Я не о том. Я о Ночи. Она опускает занавес и даёт время для отдыха, раздумий и для приготовления к новым спектаклям.

– Не пойму, к чему ты клонишь? – проворчал Наполеонов.

Мирослава ему не ответила, она смотрела на осыпавшиеся с небес разноцветные блики и думала о чём-то своём.

– Морис, ты можешь представить, что ты кого-то очень сильно любишь? – неожиданно спросила она Миндаугаса.

– Допустим, – ответил он осторожно. Думая про себя о том, что ему и представлять ничего не нужно.

– Так сильно любишь, что готов простить собственное убийство?

– Я вас не понимаю, – растерялся он на этот раз.

– Что ж тут понимать, – проговорила она задумчиво, – ты безоглядно предан любимой женщине, а она решает от тебя избавиться. Мог бы ты простить ей это и, умирая, попытаться защитить её от разоблачения?

– Мог бы… – отозвался он тихо.

– Вот я думаю, что и он поступил именно так.

– Не понимаю?! Вы хотите сказать?!

Она печально кивнула.

– Вдова не может проходить сквозь стены, – ехидно заметил Шура.

– Не может, – легко согласилась Мирослава и, подумав, добавила: – Но она мне не нравится.

Наполеонов хмыкнул:

– Ты прямо как Алевтина Артуровна.

– Шура, если ты хочешь раскрыть это преступление, ты должен провести обыск в доме Дарских.

– Опять она за своё! – жалобно воскликнул Шура.

Мирослава кивнула.

– Вот ты сказала, чтобы я повторно допросил горничную, и что?

– Её допрос подтвердил, что обыск необходим.

– И что я должен там искать?

– Голубые перчатки или хотя бы их остатки.

– Ты сведёшь меня с ума! – Наполеонов схватился за голову.

– Если ты раскроешь это преступление, начальство тебе этого не забудет.

– Ага, – сыронизировал Шура, – семь шкур спустит и голым в Африку пустит.

– Ты преувеличиваешь.

– Хорошо, я подумаю, – серьёзно ответил он, – спокойной ночи.

Когда Шура ушёл, Мирослава повернулась к Морису:

– Пойдём, сходим на озеро.

Он молча встал, всем своим видом изъявляя готовность идти за ней куда угодно. Хоть на край света.

Озеро мерцало на зелёной поляне, покрытой росой, как звезда в предутреннем небе.

– Какие короткие ночи в июне! – тихо выдохнула Мирослава.

– О да, – отозвался Морис.

– Ты веришь в русалок? – спросила Мирослава.

– Вообще-то нет… А вы?

– Верю…

– В смысле?

– Без смысла, – улыбнулась она, – посмотри вон на ту иву.

Он проследил за её взглядом. И увидел молодую иву рядом с беседкой. Днём она была обыкновенной ивой, а сейчас…