Тайна булгаковского «Мастера…»

Трагедия, случившаяся на глазах 16‑летнего гимназиста Миши Булгакова, была столь невероятной, а сама внезапность кончины отца столь не укладывалась в голове, что страх перед неожиданной (преждевременной) смертью, страх, возникший в марте 1907 года, «беспокойная, исколотая иглами память» Михаила Булгакова хранила всю жизнь. Он пытался осмыслить то, что произошло, найти какую‑то логику в тех давних событиях, но, увы… Ясно было одно, что отца за что‑то покарал Господь.

Не потому ли в «Мастере и Маргарите» так часто упоминается о трагедиях, которые случаются раньше времени? Не потому ли на всём протяжении, казалось бы, забавно‑юморного повествования происходит шесть преждевременных смертей?

Причину каждой из них Булгаков объясняет по‑своему. Но раньше времени они случаются потому, что это не просто смерти, а смерти, последовавшие в результате наказания. За содеянные грехи.

Первой жертвой оказывается Берлиоз, трагическая гибель которого становится завязкой романа. Жестокая кара обрушивается на главу Массолита как бы вполне заслуженно — за его воинствующий атеизм, за святотатственное неверие в существование Иисуса.

И внезапная кончина отца, и «обезглавливание» России обезумевшими от жажды власти большевиками — всё это происходило на глазах Михаила Булгакова. А лишение Берлиоза головы совершается на глазах Ивана Бездомного.

В самом начале революционных событий Михаил Афанасьевич, как мы помним, какое‑то время вполне мог находиться на излечении от морфинизма в психиатрической клинике. Иван Бездомный тоже попадает в аналогичную лечебницу.

Там его и навещает сосед по палате, главное действующее лицо романа.

Кто он — этот внезапно объявившийся персонаж? Кто является его прототипом?

Раздвоение героя

В психиатрическую лечебницу разбушевавшегося поэта сопровождал его коллега по перу поэт Рюхин, которого обиженный Бездомный назвал «гнидой» и «кулачком»:

«Типичный кулачок по своей психологии, — заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, — и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария…вы загляните к нему внутрь — что он там думает… вы ахнете!».

Рюхин, разумеется, кровно обиделся, покраснел и начал думать о том…

«… что он отогрел у себя на груди змею…»

Однако, возвращаясь из клиники в Москву, Рюхин снова вспомнил «обидные слова, брошенные Бездомным прямо в лицо», и, поразмышляв, был вынужден признать, что «в них заключается правда». Действительно, ведь ему…

«Ему — тридцать два года! В самом деле, что же дальше? — И дальше он будет сочинять по нескольку стихотворений в год. — До старости? — Да, до старости. — Что же принесут ему эти стихотворения? Славу? „Какой вздор! Не обманывай‑то хоть сам себя. Никогда слава не придёт к тому, кто сочиняет дурные стихи… Правду, правду сказал! — безжалостно обращался к самому себе Рюхин. — Не верю я ни во что из того, что пишу!.. “»

Зачем понадобилось Булгакову так усиленно подчёркивать возраст третьестепенного героя? Разве изменилось бы что‑либо, если бы мы не знали, сколько Рюхину лет?

Вопросы резонные. И этот вроде бы не к месту возникший возраст можно было бы рассматривать как некий «недосмотр» писателя, если бы свой роман не создавал он одиннадцать лет, подвергая каждую главу самому тщательному редактированию.

Значит, в сообщаемом нам возрасте поэта Рюхина содержится какой‑то смысл? И какая‑то важная информация?

Да.

Но какая?

Обратим внимание, что Рюхину — 32 года, а Бездомному — 23. Снова перед нами всё те же сочетания «двойки» и «тройки». Опять случайность?

Быть этого не может! К тому же в первых редакциях романа главный его герой тоже называл себя «поэтом». А в дневнике Булгакова есть запись, сделанная осенью 1923 года:

«6 ноября (24‑го октября) Вторник. Вечер.

… Страшат меня мои 32 года и брошенные на медицину годы, болезни и слабость …»

Приходит на память и фраза из повести «Тайному другу», где Михаил Афанасьевич вспоминает о своей работе в «Гудке» и о тех фельетонах, которые он писал, тратя на их создание «от 18 до 22 минут»: