Тайна булгаковского «Мастера…»

Как известно, богатство даёт определённую независимость от окружающей действительности, предоставляя возможность жить так, как хочется. Мастер использовал выпавший ему шанс и сочинил роман на евангельскую тему.

Но не об Иисусе Христе его книга, нет! О Нём написано уже предостаточно. Пусть «иваны бездомные» добавляют свои странички к уже созданным томам. У мастера свой собственный путь, не зависящий от тропинок, протоптанных другими. Его герой — всесильный прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Тот самый, что послал на казнь иудейского проповедника.

Казалось бы, не признававшие христианскую религию большевики должны были отнестись к Пилату как к союзнику, к «своему» (если исходить из древнего принципа: враг моего врага — друг). И книгу о нём должны были бы принять с восторгом, поднять на щит. Но новых хозяев России библейские прокураторы не интересуют. Роман мастера встречают в штыки, на него обрушивается лавина критики. А некий Алоизий Магарыч, позарившись на жилплощадь ставшего неугодным писателя, строчит на него донос в ОГПУ.

С Лубянки мастер возвращается сломленным. И по собственной воле устремляется в «лечебницу» Стравинского. А там искусные «профессора» так ловко продолжили «ломку» своего пациента, что даже дьявол удивился:

«— Да, — заговорил после молчания Воланд, — его хорошо отделали».

И вновь сквозь драматичную историю мастера отчётливо проступают жизненные перипетии самого Михаила Булгакова. Вспомним, как неожиданно (словно выигрыш в лотерею) пришла к нему слава, популярность? И как обрушились на него театральные критики? Как склоняли его имя со всех трибун? Как все его произведения предавались анафеме и запрещались? Как заинтересовалась им Лубянка и так далее, и так далее…

«Пора благополучия» вспыхнула и тут же погасла, как падающая звезда. Вот почему этот краткосрочный период и представился Бездомному как невероятно сказочное сновидение. Этим сном Булгаков как бы лишний раз подчеркнул, что мастер

повторяет его собственную судьбу. Писатель сообщал своим читателям, что в стране большевиков всякий, кто попытается написать правду, обречён на попрание и «ломку» в застенках Лубянки. Несчастный Бездомный и якобы счастливый мастер в конце концов оказываются в одной палате‑камере.

А теперь обратим внимание на главную героиню романа, которая от великой любви почему‑то превратилась в ведьму.

Великое чувство

Прежде всего, не будем забывать, что торжественный гимн в честь Её Величества Любви написал человек, имевший в амурных делах опыт достаточно солидный. Как‑никак, а только официально Булгаков был женат трижды. И о том, что такое любовь (включая и любовь с большой буквы), ему было известно не понаслышке. Это великое человеческое чувство он и описал в своём романе. И как описал! Вспомним начало второй части «Мастера и Маргариты»:

«За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!»

Что можно сказать об этой чарующей оде, начинающейся так восторженно? Только одно: её чересчур возвышенная патетика настораживает, словно предупреждая нас о том, что автор всего лишь шутит. В самом деле, ирония (почти нескрываемая) ощущается чуть ли не в каждом восклицательном знаке. К тому же рассказывает об этом необыкновенном чувстве писатель не сам, а устами своего «душевнобольного» героя. Как тут не побалагурить?

И Булгаков, дав себе волю, рассказывает нам амурную историю, благостную и сентиментальную до предела.

Уже первую читательскую улыбку должна вызвать фраза мастера, который почему‑то никак не может вспомнить, на ком же он был женат когда‑то.

«На этой… Вареньке… Манечке… нет, Вареньке… ещё платье полосатое, музей… Впрочем, я не помню».

Кого имеет здесь в виду Булгаков? Свою первую жену Татьяну Николаевну? Вряд ли. Было бы чересчур некорректно — такговорить о своей первой любви, о женщине, честно и самоотверженно делившей с ним все беды и радости его драматичной молодости. Да и подозревать Татьяну Николаевну в каких бы то ни было связях с нечистой силой у Булгакова не было никаких оснований. Да, она устроила ему чудесное исцеление от морфинизма, происшедшее совершенно необъяснимым образом. Во всём же остальном была, как говорится, до мозга костей земным человеком, чуждым какого бы то ни было мистицизма.

Значит, кандидатура первой жены Булгакова на роль прототипа «музейной Вареньки» отпадает.

Продолжим поиск.