Тайна булгаковского «Мастера…»

Уже зарегистрировавшим свой брак Булгакову и Белозёрской негде было жить. Новобрачных вновь выручила сестра Надежда, приютив их в одном из помещений школы, где она преподавала. О том, как Михаил Афанасьевич «съезжал» с прежней своей квартиры, через много лет Татьяна Николаевна рассказала автору «Жизнеописания Михаила Булгакова»:

«Однажды в конце ноября… Миша утром попил чаю, сказал:

— Если достану подводу, сегодня от тебя уйду.

Потом через несколько часов возвращается:

— Я пришёл с подводой, хочу взять вещи.

— Ты уходишь?

— Да, я ухожу насовсем. Помоги мне сложить книжки.

Я помогла. Отдала ему всё, что он хотел взять. Да у нас тогда и не было почти ничего».

Юрий Слёзкин тоже записал в дневнике про то, как…

«… все узнали, что Миша бросил Татьяну Николаевну и сошёлся с Любовью Евгеньевной. С той поры — наша дружба пошла врозь. Нужно было и Мише и Л[юбови] Е[вгеньевне] начинать „новую жизнь“, а следовательно, понадобились новые друзья, не знавшие их прошлого… ему стало не до меня. Ударил в нос успех!».

Булгаков же, со своей стороны, считал, что Слёзкин завидует его литературной славе. И «припечатал» бывшего друга в «Театральном романе», сказав про него, что он «змея». Явно к Слёзкину относятся и эти слова:

«… пожилой, видавший виды человек, оказавшийся при близком знакомстве ужасной сволочью».

Ближайшие родственники Булгакова к его второму браку отнеслись неоднозначно. Даже гостеприимная Надежда сказала:

«Ты вечно будешь виноват перед Тасей».

Сегодня, когда ни участников, ни свидетелей тех давних событий уже нет в живых, разобраться в том, кто был тогда прав, а кто виноват, невозможно. Сам Михаил Афанасьевич считал, что поступил правильно. И даже назвал шестнадцатую (к сожалению, незавершённую) главу «Театрального романа» «Удачная женитьба». Но чуть позднее, разбираясь с историей, связанной со второй женитьбой Жана‑Батиста Мольера, в бессильном отчаянии воскликнул:

«Я отказываюсь вести следствие по делу о женитьбе Мольера, потому что чем глубже я проникал в дело, тем более каким‑то колдовским образом передо мною суживался и темнел коридор прошлого, и тщетно я шарил в углах с фонарём в руках. Ткань дела рвалась и рассыпалась в моих руках, я изнемог под бременем недостоверных фактов, косвенных улик, предположений, сомнительных данных…»

Не будем «вести следствие» и мы. Но — если уж называть вещи своими именами — следует признать, что вступление Булгакова в новую полосу жизни замешано на предательстве. Он предал свою любовь.

Бросил на произвол судьбы человека, так много сделавшего для того, чтобы Михаил Афанасьевич вообще жил на этой земле. Эту невесёлую мысль можно облечь и в более возвышенную форму: литератор, которому начала улыбаться фортуна, поспешил «обменять» свою любовь на славу писателя, стать которым он мечтал ещё в юности.

Как бы там ни было, но с этого момента жизненные пути Татьяны Николаевны и Михаила Афанасьевича разошлись навсегда. Расставаясь, Булгаков оставил бывшей жене самое, пожалуй, дорогое, что сумел приобрести за три года жизни в Москве — жилплощадь. Какое‑то время помогал оставленной супруге материально. Но её тогдашнее положение всё равно было отчаянным («Жизнеописание Михаила Булгакова»):

«Татьяна Николаевна оставалась не просто одна, но без какой бы то ни было профессии и даже без профсоюзной книжки, что поставило её вскоре в тяжёлую материальную ситуацию — даже при эпизодической поддержке Булгакова».

Сама Татьяна Николаевна вспоминала: