Тайна булгаковского «Мастера…»

В ней рассказывается о том, как далёкий от всякой политики профессор зоологии IV Государственного университета Владимир Ипатьевич Персиков с помощью открытого им красного луча разбередил и до предела взбудоражил доселе апатичный мир амёб и головастиков. С этими примитивными организмами, всю свою жизнь проводящими в размеренно‑спокойной полусонности, под воздействием багрово‑алого облучения происходило нечто невероятное: они вдруг начинали интенсивно размножаться, производя на свет особей, необыкновенно злых и агрессивных:

«Вновь рождённые яростно набрасывались друг на друга и рвали в клочья и глотали. Среди рождённых валялись трупы погибших в борьбе за существование. Побеждали лучшие и сильные. И эти лучшие были ужасны».

Открытие университетского профессора заинтересовало советскую общественность. Энергичный большевик Александр Семёнович Рокк тут же предложил использовать чудодейственные «лучи роста» для возрождения отечественного птицеводства, переживавшего не лучшие времена — по стране только что пронёсся жуткий «куриный мор».

Однако замечательный почин инициативного партийца натолкнулся на неожиданную преграду в виде дьявольской бестолковщины и чертовской безалаберности, которые царили в стране Советов. Они‑то и сыграли роковую роль во всей этой «яичной» истории.

Сбой произошёл уже на первом этапе птицеводческого эксперимента, когда ящики с закупленными за границей яйцами по дороге перепутали. Куриные, то есть те, что предназначались Рокку, доставили профессору Персикову, а не куриные, то есть те, что были заказаны университетской кафедрой, попали в совхоз «Красный луч». И под багрово‑алыми лучами совхозного инкубатора вместо кур невероятной яйценоскости стали появляться на свет злобно‑агрессивные змеи, крокодилы и прочие земноводные гады. Их несметные полчища, пожирая на своем пути все живое, устремились к Москве.

В столице вспыхнула паника. Толпа разъярённых обывателей, подогретая леденящими душу сообщениями печати, ворвалась в кабинет Персикова. Первооткрывателю красных лучей раскроили голову, а его лабораторию разнесли в клочья.

А мерзких пресмыкающихся, успевших полукольцом окружить столицу, погубил неслыханный 18‑градусный мороз, упавший на Подмосковье в августе и продержавшийся двое суток. От неожиданных холодов злобные земноводные и вымерли поголовно.

Таково содержание повести.

На первый взгляд, вполне безобидное. И к советской власти абсолютно лояльное. Более того, события, разворачивающиеся в «Роковых яйцах», происходят (как предупреждает читателей автор) в не очень далёком, но всё‑таки будущем (в 1928 году), и поэтому повесть (написанную в 1924‑ом) вполне можно было отнести к жанру обычной научной фантастики.

Но уже первые слушатели и читатели новой булгаковской сатиры тревожно забеспокоились — у них стали возникать сомнения относительно того, так ли беззубо и безобидно это «роковое яичное» творение.

Иносказательный подтекст

Одним из первых насторожился редактор «Недр» — сразу же, как ознакомился с повестью. Ещё 18 октября 1924 года (это было как раз накануне поездки Ангарского за рубеж) вернувшись из издательства, Булгаков записал в дневнике:

«Большие затруднения с моей повестью‑гротеском „Роковые яйца“. Ангарский подчеркнул мест 20, которые по цензурным соображениям нужно изменить. Пройдёт ли цензуру. В повести испорчен конец, п[отому] ч[то] писал я её наспех».

Судя по довольно спокойному тону записи, требования Ангарского Булгакова не очень опечалили. Переделки‑то касались незначительных частностей. Главных же подковырок редактор опять не заметил.

А крамольного в «наспех» написанной повести было хоть отбавляй.

Кое‑кто спрашивал у Булгакова, не на бухаринскую ли фразу о том, что в революции побеждает тот, кто другому череп проломит, намекает его повесть.

Но более всего всех настораживал профессорский красный луч, превращавший полусонных амёб и головастиков в злобных монстров. Ведь он воспринимался как прозрачный (хотя и старательно закамуфлированный) намёк на красную большевистскую идеологию, возбуждавшую в массах злобу и агрессивность. А «пожирание себе подобных» впрямую ассоциировалось с братоубийственной гражданской войной, стоившей России неисчислимых жертв.