— Я тут привез с собой мелочь всякую — осетринку там, бутылочку...
— Да брось ты. Что я, голодаю, что ли?..
Они сели на веранде и некоторое время внимательно смотрели друг другу в глаза.
«Постарел, постарел, — с грустью отметил Семен прибавление морщин на лице товарища. — Интересно, бежит ли он в аптеку, стоит иноземцам по телевизору иноземную дрянь похвалить? Вряд ли. Вишь, весь день дрова рубил, а не вспотел даже... Нужны ему эти таблетки! Живет на природе, на всем, как говорят засранцы в белых халатах, „экологически чистом“. Живет, как привык».
Прежде, во время оно, «ничейники» для поддержания боеготовности определялись в заповедники «на подножный корм». Только вот пристанища им возводить запрещалось. Если случайно сталкивались с лесником, появлялись очередная охотницкая байка про снежного человека и выговор в личном деле «засвеченного» бойца. Ареалом обитания Князева значилась Беловежская Пуща, где, кстати, о йети слыхом не слыхивали.
«Плюнуть, что ли, на все, купить домик в такой же глуши и тихо дожить, что осталось...»
Генерал тряхнул головой, отгоняя соблазнительно вредные мысли.
«А ведь ты, братец, сдал, — подумалось Ивану. — Шмотки с иголочки, гражданку, небось, раз в год напяливаешь, бодрый, подтянутый, вроде парень хоть куда, но... мешки под глазами, сосуды на щеках — такие подробности мужчину не красят. Небось бегаешь по аптекам, небось коньячку хряпнуть не удерживаешься...»
— Угощу-ка я тебя кое-чем особенным, — сказал Иван и, легко поднявшись, пошел в дом.
Генерал напрягся. Не потому, что не доверял. В таких ситуациях быть готовым к худшему — для службиста давно укоренившийся рефлекс.
Но хозяин дома уже вернулся, держа в руке литровую бутылку «Посольской». Бело-черная этикетка была изрядно затерта, золотистая пробка носила следы неоднократного и не всегда бережного отвинчивания. Внутри булькала не прозрачная водка, а ликерно-розовая жидкость, от одного взгляда на которую у Семена рот наполнился слюной.
— Это получше твоих «Реми Мартенов» и «Баллантайнов» будет. Сам гнал. Перегонка шестерная. Потом углем чистил от сивушных масел, потом еще два месяца на зверобое настаивал.
— Самогон, что ли? — опасливо нахмурился генерал.
— Сам ты самогон, — беззлобно ответил Князев, доставая из тумбочки два стограммовых граненых стакана — не расширяющихся кверху, а прямых, как гильзы. Почитай, антиквариат. — Это — нектар, амброзия, напиток богов.
— Ванька, слушай, мне ж нельзя, — слабо запротестовал Семен. — Печень, етить ее... Да и сердце не того...
А сам немного отодвинулся, чтобы чуткий нос друга не уловил выхлоп после вчерашнего, старательно забитый «орбитом» без сахара. Транспортное приключение плюс информация, неожиданно всплывшая из папки с личным делом Князева, выбили генерала из колеи, и он решил вчера немножко успокоить нервы. Да переусердствовал.
— Во-во, для сердца это самое милое дело, — согласился Князев. — Давай-ка сначала по чуть-чуть.
Одним движением он свернул голову бутыли-ветерану и плеснул жидкости по стопкам. Жидкость маслянисто поблескивала в солнечных лучах, пробивающихся сквозь маскировочную сетку берез на соседнем участке. «Как красиво, — вяло подумалось генералу. — Солнце в бокале. Выпьешь, и солнцем полна голова. „Солнцем полна голова“, — кажется, это название книжки шансонье-ренегата Ива Монтана». «Когда поет далекий друг...» — вспомнились генералу слова полузабытой песенки, посвященной пресловутому Иву ретивым отечественным одописцем. А по-нашему — «Когда нальет далекий друг...» Генерал улыбнулся родившейся шутке и посчитал, что ее можно и вслух произнести:
— Ну — когда нальет далекий друг!
— Ну — за встречу. — Князев потянулся было за своим стаканом, но отдернул руку. — Тьфу ты, голова садовая, совсем забыл. Погоди немного. Я, кстати, твою задачку вроде решил...
И он вновь исчез в доме.
Генерал опасливо покосился на свою порцию; градусы над стопкой так и порхали. Нельзя ведь, докторишки категорически сказали, печень, аритмия, давление, — шептала одна часть его сознания. А вторая увещала: подумаешь, стопочка. Те же докторишки говорят — можно понемногу, сосуды, дескать, расширяет. Опять же — нельзя не выпить со старым другом...
Вдруг промелькнуло: а не сыпануть ли Ваньке в стаканчик из голубенькой капсулы-пробирки — той, что всегда на всякий пожарный во внутреннем кармане лежит? У соратника язык развяжется, глядишь, и что-нибудь ценное всплывет...
Нет. Незачем. Не для того мы в эту тьмутаракань приперлись, чтобы языки развязывать. И так все у нас получится.
Отставник появился на пороге — с лимоном, блюдцем и ножиком.
— Во, лимончик принес. Как же без лимончика? Сам, между прочим, выращиваю в теплице. Хочешь на теплицу взглянуть?
— Давай-ка позже, — выдавил из себя улыбку Семен, а сам подумал: если сарай из ЗИСа, то из чего же теплица?
— Ну, позже, так позже... А там, брат, у меня такие помидоры зреют! Звери, а не помидоры.
Князев сел, положил лимон на блюдце и одной рукой разделал его на шесть частей.