А утро, как по заказу, выдалось ясным, солнечным. Куда-то уплыли тучи, открыв бездонную синеву неба. Горы и долины искрились и переливались в белоснежном наряде. Ни домов, ни тем более палаток, нигде не было видно: они утонули под толстым, почти двухметровым покровом снега. Владимир Куншев, как и многие молодые специалисты отряда, впервые попал на Дальний Восток и с настороженным удивлением оглядывал и не узнавал привычную окружающую тайгу. Она стала мрачной, суровой, накинув на плечи мохнатые кипы снега. И Владимир тогда, может быть, впервые понял, почему в старых поселках он видел необычные высокие пни, которые были намного выше человеческого роста. Он понял, что в многоснежные зимы люди пилили сухостойные деревья на дрова по глубине выпавшего снега…
В то утро почти все геологоразведчики собрались в общежитии. Жарко пылала железная печка, распространяя живительное тепло. Люди обогревались, сушили мокрую одежду. Рядом в столовой спешно приготовляли завтрак, скорее похожий на обед. А Закомарин вызвал к себе молодого старшего геолога, чтобы совместно обсудить чрезвычайное положение. Поселок буквально утонул в снегу. Люди передвигаются от дома к дому с невероятным трудом, прокладывая глубокие траншеи в снегу.
– Что будем делать, Владимир Борисович? – Закомарин впервые назвал молодого специалиста по имени и отчеству, как бы подчеркивая всю важность предстоящего разговора и, главное, значимость принимаемого ими решения: судьбы людей и лошадей в их руках, они несут за них прямую ответственность перед законом, перед государством. – Ситуация хуже не придумаешь!
Оба задумались. Надо что-то предпринимать.
Люди в отряде без теплой одежды – нет ни зимних шапок, ни теплых ватников, ни стеганых брюк, ни валенок, ни рукавиц. Запас продовольствия в столовой, как успел выяснить начальник, весьма незначительный, всего на три-четыре дня, в крайнем случае можно будет растянуть на неделю. А лошадей вообще нечем кормить, они довольствовались травой, питались подножным кормом… Ждать помощи неоткуда: из Солнечного, из экспедиции, никакой техникой в этот горный район не пробиться. Можно лишь по воздуху, самолетом, доставить и сбросить теплые вещи и продовольствие. Или вертолетом. Но посадочной площадки в долине не имеется, да и на погоду надежды нет никакой – где гарантия, что через пару часов она не изменится к худшему?
Оба знали, что зимняя одежда, продукты и корм для лошадей имелись здесь, в долине, на временном складе, который находился в пятнадцати километрах от поселка. Но как добраться до склада? На лошадях не доедешь, пешком не пробьешься… Но другого выхода просто не было. И Куншев произнес вслух то, что думал начальник:
– Не сидеть же нам в бездействии? – и сказал буднично, как нечто обычное: – Будем выходить к складу.
И начался необычный поход в снегу. Попытка прокладывать путь, роя лопатами траншею в снегу, ни к чему не привела. Темп продвижения оказался слишком медленным. Тогда решили «топтать тропу». Выстроились цепочкой друг за другом тридцать человек, все мужское население отряда, образовали живой таран и начали шаг за шагом продвигаться вперед. Первый делал несколько шагов, «плыл» в мокром, холодном снегу, который во многих местах поднимался выше груди рослого мужчины, пробивал своим телом тропу к заветному складу. Через несколько минут он выбивался из сил и, уступая место, пристраивался в хвост цепочки. И так бесчисленное множество раз. Первый становился последним, а последний продвигался вперед в этой живой цепочке. Идущие сзади подталкивали первого в спину, помогая ему одолевать снежную преграду. Пробиваясь сквозь снег с остервенением, потому что каждый понимал – от его усилий, от этой единственной тропы зависит все: спасение и от холода, и от голода…
Работали яростно, топтали снег, пробивая его телом, грудью, плечом, ногами… И все – без рукавиц, без телогреек, без шапок. Над живым тараном клубился пар, который поднимался в морозном воздухе от разгоряченных тел. Трудились с утра до поздней темноты, пока не валились от усталости. За день изнурительной, упорнейшей, спаянно дружной работы проходили несколько километров. И в этих проторенных километрах было их собственное спасение.
На третий день к вечеру, в густеющих сумерках, вдруг обнаружили, что пробивают тропу куда-то в сторону от цели, от склада. Владимир Куншев из последних сил вскарабкался на могучий кедр и, оглядевшись, подтвердил: склад находится значительно правее в распадке. Люди еле держались на ногах. Кто-то предложил отложить последний штурм на завтра. Но Петр Яковлевич знал, что в столовой, кроме жидкой затирухи да кипятка, ничего нет. А голодных и усталых людей навряд ли завтра удастся поднять с нар, заставить выползти из спальных мешков. И он произнес, как произносили командиры на фронте в самые критические минуты, тихо и сурово:
– Коммунисты, вперед!