Тайна Черной горы

Отдышался. Потом наклонился над Вутятиным. Придерживая пальцем край фляги, подставив ее к губе, чтоб она не примерзла, влил ему в рот коньяку. Тот задохнулся, дернул головой. Потом радостно замычал. Пришел в себя. Начал опять повторять охрипшим голосом:

– Брось… брось меня… Не мучайся… Пропадем оба…

Казаковский его не слушал. И не отвечал.

Но вытащить Вутятина на поверхность наста оказалось не таким простым делом. Весил тот значительно больше, чем тридцатилетний спортивный Казаковский. Наст не выдерживал, проваливался. Они оба, связанные между собой, неуклюже барахтались в снегу. Неужели придется опять пробивать траншею? От такой мысли у Казаковского по спине поползли холодные мурашки.

Передохнув, решил попробовать еще раз. Заново перевязал леску, удлинил расстояние между собой и Вутятиным. По одному, отдельно каждого, наст должен выдержать.

Осторожно, спиной вниз, вытянул Вутятина на предательски потрескивающую льдистую поверхность утрамбованного ветром снега. И сам, энергично работая ногами и руками, по-пластунски пополз вперед. Наст держал! Держал!.. Казаковский облегченно и радостно вздохнул. И начал продвигаться дальше, волочить за собой Вутятина, тот по силе возможности помогал ему тянуть себя.

Впереди – последний обледенелый бугорок на спине хребта застывшей снежной волны. И его никак не одолеть. На снежном, гладком, отполированном насте зацепиться не за что. Да и встречный ветер пружинистыми натисками отталкивал назад. Казаковский стиснул зубы. Лежал, раскинув руки. Одежда заледенела, плохо гнулась. И сам промерз до костей. Движения медленные, осторожные. Во рту пересохло, шершавый язык еле ворочается. Хочется пить. И есть. Сейчас бы вернуться к тому столу, из-за которого они встали перед отъездом из Солнечного… Он глотнул холодный воздух. Лежать бы так и лежать, закрыв глаза, и ни о чем не думать. Его начало охватывать безразличие. Хотелось бросить все и отдохнуть. Хоть немного. Но он знал, что это – смерть. Отдых может превратиться в вечный покой. Надо двигаться. Только двигаться! Иначе – оледенеет, примерзнет, превратится в кусок льда…

Нащупал на поясе охотничий нож. Ударил перед собой раз, другой. Продолбил в снегу первую лунку. Подтянулся к ней, вставил ногу. Оперся. Улыбнулся обмороженными губами. Живем! Следующую лунку пробил выше по склону. И так шаг за шагом. Лунка за лункой. И тянул за собой Вутятина.

До гребня снежной волны уже совсем немного – десяток метров. Это двадцать – двадцать пять лунок, двадцать – двадцать пять шагов по снежным ступенькам. И столько же раз надо заставить себя напрячься, проползти вверх по скользкому склону, каждый раз теряя равновесие и опасаясь сорваться и заскользить назад, вниз… Он не оглядывался. Страшно было смотреть вниз. Если сорвется или оступится – полетит вниз, подгоняемый ветром, наращивая скорость… А там исход печален. В лучшем случае – удар о лесину, переломы. В худшем – сдвинет снежную лавину, она волной закроет, закрутит…

Пальцы не гнутся. Ручка ножа, сделанная из крепкого корня березы, вываренная в масле, отполированная, казалась куском льда. Выскальзывала. И он старался цепко за нее держаться. Нож – его спасение. Выронишь его, ногтями мерзлый снег не продолбишь. Лунка. Еще одна лунка. Еще один шаг. Подтянул к себе поближе Вутятина. Передохнул. Вытянул руку и наконец-то дотянулся до льдистого гребня снежной волны, до вершины перевала, до линии, которая разделяла склоны горы. За спиной – склон, который с таким трудом одолели. Впереди – тот, который по ту сторону хребта. Склон, который укроет от колючего ветра, даст возможность отдохнуть. Где путь – только вниз, к спасительному жилью.

Но гребень из снега весьма ненадежен, он хрупок. Казаковский понимал, что тут от него потребуется особая осторожность. Да и вероятность сорваться вниз здесь наиболее реальная. И там, за чертой гребня, устрашающе чернела темнота. Вдруг за гребнем – обрыв? Инстинкт самосохранения удерживал на последних сантиметрах. Неизвестность пугала. Но и назад нет пути. Не нащупаешь выдолбленных лунок. Большую часть из них уже занесло снегом. Назад пути отрезаны. Так что хочешь не хочешь, а выбора нет. Отказываться от штурма перевала нельзя. Хочешь жить – двигайся только вперед!

Коченеющими пальцами он на ощупь поискал опору в снежном гребне. Ухватился. И медленно, сантиметр за сантиметром, начал подтягиваться вперед, волоча за собой и Вутятина. И вот он уже грудью, а потом и животом оперся на гребень. Держит! Посмотрел вниз – вроде обрыва нет. Подтянул и Вутятина.

Медленно, соблюдая осторожность, перевалился через гребень. А дальше уже с гребня заскользил вниз под тяжестью собственного тела. Заскользил головой вперед. И Вутятин следом. Сил почти нет, но надо как можно скорее подальше отползти от предательского снежного гребня. Он может не выдержать, обломиться. Тогда – конец. Гибель.