Читаем Тайна Черной горы полностью

Крепко тогда задумался Семен Матвеевич Хлыбин, ох как крепко! А потом, стукнув кулаком по столу, вынул из кошелька те оставшиеся мятые червонцы, послал купить на них водки да закуски. Выпил полный стакан, ухнул им об пол, разбивая вдребезги стеклянную посудину и как бы ставя звонкую точку под своей недавней старательской жизнью.

– Ить судьба-индейка как круто повернула! – сказал он и, помня приглашение Казаковского, грустно усмехнулся, как бы мысленно говоря о том, что «его взяла», закончил: – Пойду наниматься к геологам, как-никак, а диплом горнопроходчика имеется, не зазря в техникуме учился. Авось не пропадем!

Вместе с ним к геологам пошел старый горняк дядя Костя и, к открытому неудовольствию сурового деда Мокея, племянник Терентий Чухонин. Маялся в таежном поселке бывший танкист механик-водитель Терентий Чухонин, не находил себе места без Наталки-Полтавки и, если бы не Хлыбин, мог податься и в другие, может быть, еще более дальние места, а то и вообще в город ушел бы, а там, как говаривал дед Мокей, в тех каменных чащобах, в лабиринте улиц человек многое теряет и «окончательно дичает».

4

Загасив сигарету, Хлыбин некоторое время вглядывался вглубь штрека, туда, куда уходила рукотворная нора, пробитая руками человека в теле горы, освещенная редкими электролампочками, куда уходили, тускло поблескивая, отполированные рельсы узкоколейки, да прислушался к шуму компрессора. Старенький дизельный компрессор, как ни старался дядя Костя, мастер на все руки, как ни налаживал его, работал с перебоями. Мотору явно не хватало силенок. И тут ничего не попишешь. Люди остаются людьми, а техника техникой. Ее в должности не повысишь и не понизишь, материальным стимулированием не заинтересуешь, никакой моралью на нее не подействуешь. Если она работает, то работает, а нет – так нет. Человека на ее место не поставишь, технику можно заменить только техникой, желательно новой…

Хлыбин еще раз посмотрел на свои ручные часики, сверкнувшие золотом в темноте, и пошел назад, в теплушку, где нетерпеливо пережидала третья смена окончания проветривания забоя. Семен Матвеевич с грустью думал о том, что горняки теряли время и на проветривании забоя, и на бурении шпуров. Да и взрывы в забое не всегда получались удачными, порой приходилось брать в руки кувалду да лом и довершать то, что недоделала взрывчатка, – сбивать выступы и «зубы».

Последнее время Хлыбин, в прошлом фронтовой сапер, взрывник-подрывник, все чаще задумывался над тем, чтобы как-то более качественнее применять, вернее, использовать, силу взрывной разрушительной волны. Семен Михайлович видел, что тут можно кое-что сделать. Уж очень однообразно они работали, слепо взрывали по одному и тому же шаблону. В проекте штольни – он заглядывал в него – в основу были положены среднеарифметические, усредненные расчеты, без знания конкретной подземной обстановки. А сейчас эта обстановка у них перед глазами. Так нельзя ли, учитывая плотность породы, ее трещевидность, варьировать самим взрывом – и схемой расположения шпуров, и их количеством, и их глубиной?

Все эти вопросы давно вызревали в его голове. Именно тут Хлыбин видел те скрытые резервы, которые помогли бы им убыстрить проходку. На других операциях цикла, на проветривании, на погрузке и откатке вагонеток, тоже можно кое-что выиграть, но не много. А вот на самом сложном, трудоемком разделе цикла, на бурении шпуров, наедающем львиную долю рабочего времени, можно кое-что выиграть. И не пустячок какой-нибудь, а солидненькое «кое-что».

Семен Матвеевич несколько вечеров потратил на обдумывание этой самой схемы расположения шпуров, рисовал их на листках тетради в клеточку, как сам говорил, «обмозговывал каждый рабочий момент взрыва». Намеревался показать ту схему главному инженеру, а то и самому начальнику экспедиции, поскольку на такую щекотливую тему беседовать со своим прямым начальством по штольне не хотел, не видел в том практического смысла: они не осмелятся отступать от проекта, и дело закончится одними разговорами.

И сейчас он мысленно отругал себя за нерешительность, за то, что почти неделю носит с собой в кармане тетрадку, а показать ее начальству экспедиции так и не решился. Все выжидает чего-то, проверяет сам себя, свои расчеты и схему. Правда, дяде Косте он показывал свою схему и пояснял принцип расположения шпуров по-новому. Орешнин – голова! Сразу сообразил, что к чему. Старый горняк, что там ни говори. Хлопнул своей широкой ладонью Семена по плечу и сказал только одно слово, вложив в него весь главный смысл:

– Дело!

Но до практического применения этой самой схемы взрывов было еще далеко, и неизвестно было, как к такому предложению отнесется начальство. Взрывные работы есть взрывные работы, тут нет мелочей и второстепенных моментов. Тут все главное. И сопряжено с опасностями. Экспериментировать весьма рискованно.

Обо всем этом думал Семен Матвеевич Хлыбин, шагая к теплушке, где находились рабочие третьей смены, пережидавшие, пока проветрят забой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги