Тайна Черной горы

Данька Слон начал бурить без треноги, хвастливо надеясь на крепость своих рук, всей грудью налегая на перфоратор. Бур, яростно вращаясь, заметно для глаза укорачивался, уходя по миллиметрам в породу. Рядом бурил Терентий, бурил молча, без показного хвастовства, без лишней суеты, как все физически сильные и добрые душой люди. Слаженно и с каким-то душевным порывом трудились остальные члены бригады.

5

А утром, вернее, на рассвете, в штольне вспыхнул скандал. Никому не нужный и совсем не к месту. Только была одна бессмысленная потеря рабочего времени. Того самого времени, которое сумели поднабрать слаженной работой за всю смену. И затеял его взрывник Васек-Морячок, от которого никто даже слова скверного никогда не слышал. Ласковый был всегда и к каждому человеку приветливый. А тут словно взбесился. Вот тебе и тихоня!

– Запаздываете, товарищ Манохин, – встретил взрывника Хлыбин усталой улыбкой. – Последний шпур добуриваем.

– Успею, – ответил тот, кладя на стол в теплушке рюкзак с капсюлями-детонаторами и мотком бикфордова шнура.

Молчком выгрузил из кузова дежурной машины ящик с аммоналом. Так же молчком двинулся вглубь штольни со своим опасным грузом.

Лязгая и громыхая порожними вагонетками, из штольни выкатил электровоз, огромный железный жук с огненными желтыми глазами. На электровозе, держась за скобы-ручки, умостились Данька Слон и дядя Костя, Терентий, а остальные пристроились сзади на сцепах. Попрыгали на ходу, едва электровоз сбавил скорость. Кучно зашагали к теплушке, с наслаждением глотая прохладный рассветный воздух, который врывался им навстречу, неся сладковатые запахи тайги и одурманивающую свежесть кислорода.

В теплушке, поснимав каски и расстегнув брезентухи, уселись вокруг стола. Брали грязными, плохо отмытыми пальцами из коробки кубики снежно-белого сахара, совали в рот, бросали в кружки, наполненные круто заваренным, почти коричневым чаем. С наслаждением глотали обжигающую жидкость.

– Счас рванет, – сказал Орешнин, – считайте взрывы.

Но в забое почему-то было странно тихо. Послышались шаги. В теплушку не вошел, а ворвался взрывник. И сразу к бригадиру:

– Чего зазря вызывали? Куда девались еще три шпура? Не добурили? – хлестнул наотмашь обидным словом. – Схалтурили? Да? Думали, что сойдет? Не замечу, да?

Но Хлыбин ничего не стал ему объяснять, а только приветливо засмеялся:

– Ты, Манохин, сразу видать, что крепко бдительный! Хвалю за это от имени нашего коллектива и по поручению начальства.

Горняки заулыбались. Со всех сторон в адрес взрывника посыпались острые шуточки. Уставшие за смену люди устроили себе бесплатный концерт, растолковывая Манохину, что, как и почему. Но и тот не остался в долгу. Потребовал бумагу, чтоб акт написать, потому что подрывать он не станет, хотя и забил шпуры взрывчаткой, и еще, что не намерен прикрывать ихнее самовольное нарушение технологии проходки забоя. А о новой схеме расположения шпуров он и слыхом не слыхивал.

– Предупреждать надо было заранее, а то теперь вези лишнюю взрывчатку назад и переоформляй.

– Что виноваты, так это факт, и мы признаем. Исправимся! – бригадир попытался миром закончить спор. – И бумагу тебе подпишем, чтоб все как надо, чтоб честь по чести. Ты только не теряй время, иди и пали. Знашь, как нам хочется поглядеть, что ж из нашей затеи получилось, верно ли мы порассчитали! Пожалей трудящихся людей, не тяни резину.

Манохин, может быть, немного поломавшись, и произвел бы взрывы. Но тут вмешался Данька Слон. Данька «положил глаз» на жену взрывника, приметив молодуху, привезенную из далекого теплого Крыма, и по такой мужской причине пренебрежительно смотрел на низкорослого, не особенно видного собою Манохина. И это пренебрежение свое высказал вслух:

– Васёк, не дури. Повилял хвостом, и хватит! Дуй, отпаливай шнуры! Да чеши обратно, карауль женку, а то твоя молодая да симпатичная к кому-нибудь интерес проявит.

Манохин мог сносить все что угодно, только не намеки в адрес своей жены. Васек-Морячок как-то сразу потемнел лицом. Насупился. И, выставив вверх подбородок, сказал скандальным тоном, словно всю жизнь только тем и занимался, что спорил, скандалил да дрался:

– Не буду, и все тут!.. Понятно?

– Как это еще не буду? – Данька протянул к нему, прямо к лицу, свои ручищи и угрожающе пошевелил пальцами. – Они у меня во все стороны вертятся, так что враз заставлю!

Лицо взрывника загорелось красными пятнами. Он шагнул назад. Уперся спиной в косяк.

– Что?! Угрожать? Кто я тут, по-твоему?

– Рыба, – ответил Данька.

– Какая такая рыба? – взрывник взъерошился, стал колючим, словно ежик, поднявший свои игольчатые пики.

– Прекрати, – бригадир чувствовал, что Данька может испортить всю погоду, и схватил того за брезентовый рукав. – Счас же прекрати!

– Нет, ты скажи мне, какая такая я тебе тут рыба? – Манохин уже сам полез на рожон. – Скажи!

Данька невесело усмехнулся и коротко выпалил:

– Стерлядь! Вот какая. – Проходчики дружно загоготали.