Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

И с этим настроением профессор принялся рассматривать окружающих, для которых просто не существовало никакой Книги. Нет, у каждого в руках, кто пришел погреться на солнышке рядом с бассейном, какая-то книжка все-таки имелась. Эти книжки раскрывали, клали прямо на лицо, чтобы защититься от солнца, под голову вместо подушки, в общем, обращались с ними, как приматы с неизвестным и непонятным артефактом. Иногда делали вид, что читали, то есть совершали в уме какие-то операции по установлению связей между словами и предложениями, но до смысла дело так и не доходило, потому что то, что обычно оказывалось в руках у этих приматов под видом Книги, книгой как таковой и не являлось. Неожиданно внимание Воронова привлекла одна семейка из России. Толстые, скорее даже жирные, счастливцы, обладающие от природы целостным, как кусок гранита, сознанием, люди медленно вышли к бассейну на солнце. Таким глыбам, таким, как сказал бы классик, «матерым человечищам» можно было только позавидовать, и позавидовать, что называется, от всей души. Если они чем когда и мучились, то только желудочными коликами, а другие угрызения совести счастливо обходили их стороной. Мать, отец и две дочурки-перекормыши тащили за собой по кафельным плитам белые пластмассовые лежаки с характерным противным звуком. Так под невообразимый скрип твердой пластмассы о кафель они утверждали свое победоносное величие Нормы: трепещи, хлюпик, трепещи, интеллигентишка, трепещи, писатель, ек макарек! И у каждого из них в короткой лапке с пухлыми пальцами было зажато по книжке. И книжки эти напоминали скорее котят, чем печатную продукцию, которых тащили к пруду, чтобы тут же и утопить за ненадобностью: в доме и без них живности навалом.

Эта группка разместила свои лежаки рядом со столиком Воронова и разложила на них свои студенистые телеса. Профессор почувствовал легкий приступ тошноты. От Нормы явно воняло, и воняло тлением, смертью. У самых профессорских ног спокойно, деловито разлеглись живые трупаки, которым просто позабыли сообщить о том, что они давно мертвы.

Семейка как по команде вскинула свои мертвые книжки к лицу и тупо уставилась в печатные странички, словно в прицел. Так почетный караул на похоронах вскидывает приклад карабина к плечу, чтобы дать прощальный залп в честь усопшего.

Проклятое воображение: нет от него покоя! Пришли люди, легли, решили немножко почитать на солнышке, как говорят, для общего развития, а ты – приматы, трупы, котята. Опять за старое. Ну чего тебе не хватает? Вздохни поглубже и будь как все. Возьми лежачок, поставь рядом, приляг на него и постарайся заглянуть в книжку соседа, папаши семейства. Если не вытошнит, то ты вполне нормальный, ты как все и, значит, выздоровел. Но Воронов заранее знал, что вытошнит, что простые книжки-обложки, обычно начинающиеся со слов: «шли годы, смеркалось», он на дух не переваривал.

Однако, немного поколебавшись, решил попробовать, решил окунуться в это кабанье болотце. Встал из-за стола, взял такой же лежак, спросил:

Можно?

В ответ лишь кивнули. Поставил рядом, лег и через какое-то время начал косить глазом в сторону соседа, точнее, в сторону печатных страниц, которые зависли перед самым носом толстого книгочея.

Прочел. Книга сразу начиналась с диалога, но диалога абсолютно ненормального:

«– Прощай, Топилицын, – кто-то, неизвестно кто, запросто обращался к своему приятелю с первых же строк романа.

Прощай, Вицлипуцли, – вполне серьезно отвечали ему».

И все! Это как в больнице имени Кащенко после утренних процедур в длинном коридоре с обшарпанными стенами, когда одного пациента вели на эти самые процедуры, а другого уже возвращали в палату. Встретились две затерявшиеся в собственных мирах души и поприветствовали друг друга. Поприветствовали как могли. Вицлипуцли так Вицлипуцли, мог быть и Фейхоа – какая разница. При чем здесь бог древних ацтеков? Воронов испытал явное недоумение, но, взглянув на жирного соседа, понял, что тот воспринимает все в порядке вещей. Приехали. Вот тебе и хваленая норма: человек на первой же странице без всяких там объяснений с Вицлипуцли прощается, как с соседом Ваней после бурной попойки, – и ничего. А норма-то, оказывается, того – подкачала. И Воронов от этой мысли даже развеселился: сумасшедший не только он один. Книга дурачит этих придурков точно так же, как и его самого, только делает это грубее, что ли, не стесняясь явной пошлятины, а что: пипл все хавает. Сосед между тем продолжал внимательно вчитываться в весь этот начинающий разворачиваться перед ним бред. И Воронов с какой-то другой страницы успел прочесть:

«Стук в дверь заставляет вздрогнуть.

Как не вздрогнуть… Думает о Тени, и в это время стучат… Он уже знает, что Тень способна издавать звуки. Наверное, это очень сильная Тень и потому на такое способна. Если издает звуки, она может и в дверь постучать. Она даже по телефону как-то звонила. После того как гуляла по воздуху перед окном гостиницы…

Кто там? – спрашивает Термидор нарочито сонным голосом.

Командира… – это китаец Пын. – Моя спать негде…