Тайна дома Морелли

Сладковатый запах наполнил больничную палату. Джим протянул руку над белыми, безупречными простынями и коснулся лица сына. Почувствовав прикосновение теплых пальцев к щеке, мальчик пристально посмотрел на отца. Тот закрыл глаза, рука его замерла. Все это длилось мгновение. Когда он вновь их открыл и взглянул на Элизабет, та догадалась: что-то произошло.

– Что такое, Джим?

Тот порывисто встал с кровати и очутился в противоположной стороне палаты. Мальчик спрятал свою маленькую кудрявую головку в складках платья Элизабет. Джим поднял руку, приказывая ей молчать.

– Джимми, – тихо произнес он, пристально глядя на сына.

Но мальчик на него не смотрел. Он по-прежнему жался к Элизабет. Та, внимательно следя за движениями мужа, прижала сына покрепче к себе и поцеловала в макушку.

– Джимми, – повторил он. Мальчик не отзывался. – Люсьен, – чуть слышно произнес он.

Мальчик повернул голову, выходя из своего странного дремотного состояния, несколько раз моргнул, поднял брови и посмотрел на отца.

– Что, папа?

– Ничего, сынок…

Джим и Элизабет переглянулись. Она инстинктивно отодвинулась от мальчика, склонилась над ним, крепко сжала в ладонях его щеки. Губы ее были приоткрыты, из глаз текли слезы. Она старалась сохранять спокойствие, чтобы мальчик не испугался и не заметил, как она потрясена, но ей плохо удавалось.

– Люсьен? – повторила она, и голос ее дрогнул.

Мальчик кивнул.

Все еще с приоткрытым ртом и красными от волнения щеками Элизабет перевела взгляд на Джима. Руки ее придерживали мальчика за голову. Но тот решительно отстранился. Теперь он сидел на подушке возле столика, заваленного фломастерами и листами бумаги. Джим, державшийся на безопасном расстоянии, вновь приблизился к кровати и сел, откинув край матраса. Мальчик следил за его перемещениями с величайшим вниманием. Глаза его были полуприкрыты, рот расслаблен. Джиму показалось, что на невинном лице сына появилась легкая, почти неуловимая усмешка. Казалось, мальчик терпеливо дожидается реакции с его стороны. Он с любопытством следил за родителями, упершись локтем в столик и сжимая в руке фломастер.

– Неужели ты все помнишь? – тихо спросил Джим.

Мальчик отрицательно покачал головой, не сводя с него пристального взгляда. Он по-прежнему был спокоен.

– Так вот почему ты потерял сознание… Энергия Люсьена оказалась слишком сильна для твоего хрупкого тела…

Мальчик снова кивнул и пожал плечами.

– Но ты с каждым разом вспоминаешь все больше, правда, солнышко?

Джимми опять согласился.

– Ясно, – произнес Джим. Он посмотрел на жену, которая как ни в чем не бывало сидела рядом с сыном, и улыбнулся. – Так вот в чем заключалась цель… Вновь обрести жизнь… Боже… А мы-то дураки… Как же мы сразу его не раскусили? – прошептал он.

Воспоминания злосчастного вечера пять лет назад, голос Люсьена возле павильона пронзили его сознание подобно острым стрелам: «перекресток дорог»; «жизнь и смерть»; «Я не могу любить, как ты. Не могу создать семью. Я обречен на скитания, подобно неприкаянной душе, пока остальные живут, Джим. Живут!»

Стараясь сохранять спокойствие, он не спеша поднялся и посмотрел на сына. Затем прижал руку к груди, направился к двери. Заметив, что мальчик преспокойно вернулся к рисованию, вышел в коридор и прислонился к стене. У него кружилась голова, он боялся, что потеряет сознание и рухнет без чувств зубами об пол. Голос Люсьена снова пронзил его сердце, сладкий аромат заполнил собой узкое пространство коридора: «У меня был талант… Я бы многого мог добиться…»

Стоя в успокоительной тишине больничного коридора, он думал о том, что его обманули, обвели вокруг пальца. Разум его был измучен, истощен. Он тяжело вздохнул. Темнокожий посетитель, которого он уже видел в зале ожидания возле кофейного аппарата, появился внезапно: стильный, колоссального роста, он стоял перед ним почти неподвижно. Джим поднял голову, прислонившись спиной к холодной стене, и пристально посмотрел незнакомцу в лицо. Человек был не стар, моложе его самого, но, когда их глаза встретились, опешил и сделал шаг назад. Он понимал, кто перед ним, и боялся.

– Уходите, – чуть слышно проговорил Джим.

Мужчина, дрожа от волнения, сделал шаг по направлению к Джиму. Достал платок, вытер лоб и смущенно кашлянул.

– Мистер Аллен, – произнес он с отчетливым французским акцентом, – община Моргетто уже не та, какой была столетие назад. Потомки ее основателей отказались от темных ритуалов и уродливых обычаев прошлого. Мы всего лишь хотим увидеть мальчика и сделать все, что в наших руках, чтобы все его потребности были удовлетворены. Поверьте, все, что нам надо, – равновесие между миром земным и духовным. У вас необыкновенный сын, он – живое воплощение наших древнейших верований.

Он неуклюже засунул руку в карман пиджака, достал визитную карточку и дрожащими пальцами протянул Джиму. Секунду Джим колебался, но затем взял карточку.

– Заходите к нам, мы примем вас с величайшими почестями, и никто никогда про это не узнает. Никому нет дела до чуда.

– Почему я должен вам доверять? Всего каких-то сто лет назад по вине ваших предков произошла трагедия.