Тайна двух реликвий

После того, как Храм был построен, шамир исчез. Упоминать его снова начали только через тысячу лет. Авторы пересказывали похожие сюжеты, лишь изредка давая ссылку на древних иудеев.

Греческий писатель Элиан, живший в Риме, записал историю про удода, который устроил гнездо в трещине старой стены и вывел там птенцов. Трещину заделали. Удод, чтобы проникнуть к птенцам, добыл шамир и расколол стену. Трещину заделывали снова и снова, но упрямый удод каждый раз добирался до гнезда при помощи шамира.

Римский военачальник и писатель Плиний Старший рассказывал очень похожую историю про дятла.

По свидетельству современников, император Диоклетиан изучал повадки птиц. Однажды он забрал во дворец гнездо страуса с птенцами и поместил его под стекло. Вскоре страус явился с шамиром, разрезал стекло и вызволил птенцов.

– Нетрудно заметить, что сюжеты имеют общую основу, – говорил Рихтер. – Аналогичные рассказы, более или менее замысловатые, встречаются у разных народов Европы и Скандинавии. Но давайте не забывать, откуда всё начиналось. Всем нам прекрасно известна арабская сказка «Али-Баба и сорок разбойников»…

– Она такая же арабская, как персидская, индийская или китайская, – сказал Мунин, раздосадованный тем, что археолог вторгается на его территорию. – «Тысяча и одна ночь» – это собрание средневековых сказок со всего Востока. Но Али-Баба появился только через тысячу лет, в начале восемнадцатого века, во французском переводе. Происхождение сказки неизвестно. Вполне возможно, переводчик сочинил её сам.

Рихтер проявил великодушие:

– Не стану спорить. Однако любой автор, который пишет стилизованное произведение, опирается на какие-то первоисточники. А здесь первоисточником явно служили сказки про шамир. Место центральных событий – пещера с сокровищами. Как Али-Баба заставлял скалы расступиться, чтобы попасть в пещеру?

– Он говорил: «Сезам, открой дверь!», – вспомнив детство, с улыбкой сказала Ева, и Рихтер подхватил:

– Сезам или сим-сим. А что такое сезам или сим-сим? Это название зёрен кунжута на разных языках. Маленькое зёрнышко – или нечто размером с зёрнышко – создавало проход в неприступных горах.

– Всё равно я не понял, что такое шамир, – признался Одинцов, и компаньоны его поддержали.

Рихтер развёл руками:

– Никто не даст вам точного ответа. Слишком давно никто не видел этого создания и не прикасался к нему. Поэтому я рассказал не что такое шамир, а что про него известно. Прошу обратить внимание: историю шамира три тысячи лет хранили в разных краях света. У каждого народа – свой язык, свои обычаи, своя страна. Представляете себе разницу, к примеру, между Италией и Норвегией? В таких разных странах сказки про шамир тоже разные, но различия касаются только второстепенных деталей. Неизменны основные характеристики шамира: происхождение, размер и режущие свойства. Значит, они по-настоящему важны. Точно так же куропатка, удод, страус и дятел отличаются друг от друга, но все они – птицы. В сказках упоминают птицу и хрусталь. Видимо, это ключевые символы. Можете заняться их разгадкой, если вам интересно.

– Нам интересно, – подтвердила Ева.

– Займёмся, конечно. И разгадаем, – самонадеянно заявил Мунин.

Одинцов кивнул на него Рихтеру – мол, знай наших! – и сказал, пряча улыбку:

– У меня есть ещё вопрос. Можно взглянуть, как ты делаешь свои голограммы?

Рихтер был рад возможности похвастать любимым детищем, и вслед за ним троица спустилась в подвал музея. Там в отдельном помещении по соседству с голографической выставкой была устроена лаборатория.

– Это чтобы плёнку далеко не носить? – пошутил Мунин. – Щёлк – и сразу на витрину?

Рихтер только хмыкнул, и Ева ответила вместо него:

– Лазерный стенд можно установить, где угодно, хоть на крыше. Но у перекрытий есть вибрации. Малейшее отклонение луча портит снимок. В подвале вибраций нет.

Лаборатория выглядела футуристично. В центре зала на мощную станину опиралась полированная стальная плита размером три метра на полтора и толщиной в ладонь. Поколебать эту трёхтонную конструкцию могло разве что землетрясение. Оборудование частью крепилось к самой плите такими же надёжными штативами; остальные приборы занимали столы вдоль стен.

Шустрый лаборант по просьбе Рихтера показал, как тончайший ярко-зелёный лазерный луч расщепляют надвое; как с помощью зеркала эти два луча пересекаются, создавая паттерн; как полученную картину фиксируют на плёнке, которую остаётся проявить, промыть, высушить – и голограмма готова.

Лекция с демонстрацией наглядных пособий напоминала урок физики в старших классах. Одинцов слушал вполуха и любовался точёными чертами лица Евы в лазерной подсветке. Когда рассказ был окончен, он отмерил семь вздохов и спросил:

– Сколько времени занимает вся процедура?

– Зависит от сложности объекта, – ответил Рихтер. – Не больше пяти часов.

– Например, такой объект считается сложным или простым? – С этими словами Одинцов положил на стальную плиту один из камней Вейнтрауба.