Тайна голландских изразцов

– Да. Учитывая мой почтенный возраст. Нас, знаете ли, шестеро братьев и сестер. Старшей – 96. Младшему – 85. Все живы. И относительно здоровы. Такая уж порода… – Он улыбнулся с явным удовольствием. – Что ж. Пойдемте, прокачу вас обратно к замку – мне нужно подрезать ветви пары тополей рядом с «зеркалом».

И он широкими шагами прошел вперед, под свод тисового кустарника, туда, откуда еще недавно доносилось тарахтение мотора.

* * *

К замку Маша подъехала, восседая рядом с графом на трясущемся ярко-красном мини-тракторе. Ее спутник заглушил мотор, слез и даже галантно подал ей руку. В дом они вошли через ту же дубовую дверь для прислуги. Прямо у входа стояла длинная, потемневшая от времени простая деревянная скамья, под которой выстроились рядком пар двадцать разнокалиберных сапог. Д’Урсель снял куртку и повесил ее на крючок рядом с десятком слегка пахнущих нафталином плащей и курток – всех эпох и стилей, но приобретенных явно не позже 80-х. Маша аккуратно пристроила рядом свою.

– У вас, наверное, гости? – смущенно сказала она.

Д'Урсель, усмехнувшись, кивнул на боты и плащи:

– Это вы о них? О нет, барышня. Тут обувь и куртки, так сказать, «общего пользования». У меня большая семья. И нередко навещают друзья. А погода в наших местах меняется весьма часто. Да и слякотно почти весь год. Нужно иметь резиновые сапоги всех размеров. И куртки – на случай дождя. Пойдемте! – И он толкнул очередную высокую тяжелую дверь.

Переступив через порог, Маша тихо ахнула: широкий сумрачный коридор, вымощенный черно-белой мраморной плиткой, уходил вдаль. Стены, не меньше восьми метров в высоту, в темных дубовых панелях, были густо увешаны картинами в мощных, барочного размаха, рамах. Она медленно пошла вперед, зачарованно вглядываясь в сюжеты: сцены охоты с гончими; корзины, переполненные оранжевыми карпами, лоснящимися угрями и серебристыми устрицами; дамы в сияющих шелках и буклях париков; мужчины с тяжелыми взглядами и в тяжелых же латах. Вдоль стены стояла мебель: секретеры в восточном стиле с инкрустацией из перламутра, чуть посверкивающие в полутьме, тяжелые стулья с высокими спинками. И двери, двери, бесконечная полуобморочная череда закрытых дверей с обеих сторон.

Наконец они дошли до массивной мраморной лестницы на второй этаж, как раз напротив виденного ею по прибытии парадного входа. Тут было уже не так сумрачно: поток дневного света изливался через большую арочную дверь, за которой трубил в свою витую раковину тритон, выныривая из водяного зеркала. Справа пугал своими размерами огромный зев мраморного камина с каменными львами, слева находилась очередная дверь. Ее-то и толкнул д’Урсель – и Маша вновь резко выдохнула от неожиданности. Они оказались на чистой и светлой, но очень маленькой кухоньке, обставленной дешевой старой мебелью: парочка шкафов, облицованных шпоном, квадратный деревянный столик со следами от чашек… На полу лежал местами отходящий, протертый линолеум.

– Чай будете? – Ничуть не смущаясь антуража, д’Урсель поставил чайник на газовую плитку.

– А? – очнулась Маша от контраста. – Да, спасибо.

Четкими сухими движениями старик выставил на поднос две чашки в мелкий цветочек, колотый сахар. Достал из пузатой банки толстого стекла с плотно пригнанной каучуковой крышкой вафли, а из буфета – пакетик с чаем.

– Позвольте, я вам помогу… – опомнилась Маша.

Граф усмехнулся:

– Думаете, мы, бельгийцы, не умеем заваривать чай? Впрочем, так оно и есть. Прошу! – Он протянул ей чайник. – А я пока отнесу поднос.

И он толкнул дверь без ручки в противоположной части кухни. Маша старательно – ошпарив чайник кипятком – заварила чай и открыла ту же дверь.

Д’Урсель ждал ее на диване в небольшой гостиной, перед ним стоял журнальный столик, на который и был поставлен поднос. Сама комната, как поняла, оглядевшись по сторонам, Маша, в свое время была частью куда большего помещения.

– Бывшая парадная гостиная, – услышал ее немой вопрос старик, наливая чай себе и гостье. – Лет десять назад, когда отапливать всю махину мне стало не по карману, я попросил местного молодого архитектора превратить эту комнату – некогда мою любимую – в квартиру. Восемь метров под потолком, как видите, обеспечили меня мезонином, который я использую как кабинет. – И он указал головой куда-то вверх.