Тайна голландских изразцов

– Так Лариску! Уж не знаю, как он ее поймал – ее днем-то не видно было, и как поджечь смог, но все поняли: его рук дело. Она ж, что тебе маленький факел на лапках, носится кругами по бараку и орет, бедолага, так, что сердце разрывается. Уж на что у нас здесь святых нет, но тут все рванули, кто шапку, кто ватник сверху бросает, чтобы, значит, пламя сбить! А она, дура, под койки и плачет, кричит, как ребенок. Наконец один поймал ее в тельник, потушил, значит, только поздно уже. Сдохла крыска-то. Мы стоим все вокруг – тельце-то у нее маленькое, а когда сгорело, так совсем ничего. Страшное: черное и красное. Глаза вытекли, кость… – Синенький горько махнул рукой и опять уронил пепел на штаны. Втянул громко носом воздух.

Андрей вспомнил рассказы о зэковской сентиментальности, кивнул, дал уважительную паузу.

– А Славик что?

– Славик-то? Стоял себе где стоял. С лицом таким, непроницаемым, значит. А в глазах – презрение к нам, с нашими шапками да ватниками. А потом молча повернулся и пошел на построение. И все как замерли – ни слова не сказали. А потом выкинули Лариску в парашу – и вся история. Только с тех пор к Славику никто не приближался, будто прокаженный он, что ли.

– А ты что же? – усмехнулся Андрей.

– Да не брезгливый, видать, – пожал плечами Синенький. – Любопытный с детства. А Славик занятный был. Что в голове, не понять.

– Писал ему кто-нибудь? Жена, дочери?

– Это нет. Жена развелась с ним, он сказал. А дочери маленькие еще были, чтобы что-то понять и письма папке на зону писать.

– Может быть, друзья с воли?

– Не-а. Одно время ему писали, в самом начале: Славик у них типа гуру был. Но не похоже было, чтобы он отвечал кому. Кроме одной девки.

– Какой девки? – вскинулся Андрей.

– А… У начальства спросите графики посещений – они вроде как пожениться решили. Просили официального свидания перед свадьбой. Но до свадьбы дело не дошло. Она здешняя, из Ебурга. Тоже двинутая, похоже. Но из приличных, сразу видно. И имя такое, библейское… Вот же, из головы вылетело!.. Первая женщина, типа.

– Ева? – бросил Андрей, собирая записи в портфель.

Маша

На следующее утро Маша отзвонилась и отчиталась перед заказчиком. Ревенков в кажущемся совсем далеким Питере был неожиданно мягок.

– Вы, Мария, прям молодец! – сказал он, перекрывая музыку какого-то, похоже, едального заведения. – Бодро так! По ходу, движетесь вперед. Скоро антиквар тамошний вернется, сможете с ним побазарить, покопаться, типа, в современной истории. Но ваша заварушка с изразцами еще любопытнее будет, ага.

– Да, – кивнула Маша. Но в голосе ее звучало сомнение.

– Не согласны? – удивился Ревенков.

– Согласна, только…

– А… Только, думаете, зря деньги мои тратите? – усмехнулся бизнесмен. – Кофе двойное, свари, друг!

– Что? – переспросила Маша ошарашенно.

– Это не вам. А вы, Маша, много – как это? Рефлексируете, ага. Это у вас от интеллигентных корней. Достоевщина, так сказать. Так вот, вы это дело бросьте! У меня, Маша, в жизни все налажено. С деньгами. А вот загадок таких, по ходу, еще не было. Так что вы копайте давайте, не сомневайтесь. Вы ж понимаете: как врубимся, что ж в них такого, типа, замечательного, так сразу поймем, почему их решили у меня стибрить. И даже, возможно, кто. Верно я говорю?

Маша опять кивнула.

– Верно? – повторил нетерпеливо Ревенков, и Маша в этот раз озвучила:

– Верно.

– Вот и лады! – явно довольно улыбнулся на том конце трубки Машин клиент. – Короче, буду с нетерпением ждать от вас новостей! Удачной охоты!

Он отключился. А Маша вздохнула: Ревенков был, конечно, прав. Но история флешки с фотографиями изразцов… Флешки, возникшей ниоткуда в ее гостинице, словно черный человек, заказавший у Моцарта его «Реквием», Машу сильно смущала. И чем дальше, тем больше. Однако, сказала себе Маша, как верно заметил ее клиент, единственный для нее путь заключался в попытке разгадать, что же такого необыкновенного есть в тех изразцах. А она, та еще сыщица, пока даже не способна выяснить, что за семья решила облицевать себе стену или камин играющими детьми. Но сегодня в ночи у нее появилась идея, и, пока Ревенков радовал себя где-то там, на родине, ранним обедом, она спустилась к позднему отельному завтраку.