Тайна императорской канцелярии

Наученный горьким опытом, провизией на обратную дорогу в Санкт-Петербург я запасся основательно. На оставшиеся белорусские деньги взял в привокзальном буфете несколько пирожков, чай в пакетиках, сырки, круг краковской колбаски и прочую дорожную снедь. Я не без оснований полагал, что спать нам этой ночью придётся не слишком долго. Прежде всего, следовало срочно выведать у Сандрин, что такого она нашла в непритязательных стишках, написанных, как следовало из подписи под портретом, в общем-то недавнем 1939-м году. Именно эта дата и сбивала меня с толку больше всего. Было бы понятно, если бы дата была проставлена где-нибудь в 19-м веке, но в 20-м!

И едва мы заняли свои места в купе № 9, как я демонстративно извлёк из кармана исписанный собственными каракулями билет и принялся его рассматривать. Такой манёвр незамеченным не остался. Сандрин тоже достала телефон и, деловито понажимав на кнопки, тоже уставилась в экран. Но мне вскоре стало понятно, что прочитать что-либо она не в состоянии. И без того не слишком большие буквы с портрета на крохотном экране телефона становились вообще трудноразличимыми закорючками.

– Может, всё же объединим наши усилия? – положил я копию текста на столик. Что толку думать в одиночку? Знаешь русскую пословицу? Одна голова хорошо, а две лучше!

– Ладно, – раздраженно захлопнула телефон Сандрин, – давай размышлять совместно. Знаешь, что меня прежде всего зацепило?

– Сгораю от любопытства.

– Довольно откровенный намёк на нечто золотое, причём такое, что спрятано в некоем тайном месте.

– И где же этот намёк? – пододвинул я ей исписанный билет.

– Да вот же, – постучала она пальцем по бумажке, – в предпоследнем куплете. Послушай: – «Не мешкай боле, вот она! Могила рыцаря д’Ора». Рыцаря д’Ора! – с нажимом повторила она. То есть рыцаря, которого зовут «Золото»! А слово «могила» говорит о том, что это именно выкопанная в земле яма, а не естественная пещера или, допустим, древесное дупло.

– И это всё? – удивился я. Да это просто ерунда! Для красного словца чего только не напишешь. К тому же яснее ясного, что твой прадедушка был ещё тот стихоплёт. Может быть, он и брал пример со знаменитых поэтов своего времени, но делал это не слишком умело.

– Но согласись, – замахала Сандрин перед моим носом пальчиком, – там и других намёков предостаточно. Взять первые же строки. О чём он пишет, когда говорит о семи недвижных телах на берегу реки? Совершенно понятно, что речь идёт о тех семи бочонках, которые были вынуждены оставить французские гренадеры! Да, и кстати, поясни мне пожалуйста значение слова «внемлить». Что означает этот призыв – «внемли слов моих».

– Внемлить, – напряг я все свои мозговые извилины, – слово довольно старое и почти вышедшее из употребления. Оно, на мой взгляд, означает, понимать чьи-либо слова к действию, изъявить готовность следовать им.

– Ага, – обрадовалась Сандрин, – вот оно как! Значит, в своём небольшом стихотворном сочинении дедушка Константин прямо рекомендует следовать его словам неукоснительно. Иными словами он призывает уж если не саму Лидию, то её сына точно, ехать в указанное им место! Ехать для того чтобы всё же отыскать спрятанное золото!

– Я так понимаю, что перед 2-й мировой он был твёрдо уверен в том, что какая-то часть того золота всё ещё лежит в некоем тайнике! – обрадовано воскликнул я. Но как же понимать вот эти строки. На север Невель, дом родной…, он же в то время во Франции проживал, а не в каком-то там Невеле!

– Но ранее-то он жил на территории России! – с жаром возразила Сандрин.

– Ты считаешь, что именно поэтому он мог назвать этот город родным домом? – усомнился я. Впрочем, тебе виднее, ты же изучала родословную своих родственников.

– А ведь и действительно, – обхватила щёки ладонями француженка. Никак Константин Олегович не мог написать о том, что именно Невель его родной дом. Ведь семья его отца жила в Колпино, вплоть до эмиграции, вернее сказать, бегства. Но…, тот же Владимир Ивицкий, или его сын Алексей вполне могли называть Невель своим домом! Ведь не зря же дело о нападении в имении Костюшки вел полицейский чин именно из того города!

– Действительно, – озадаченно шлёпнул я себя по лбу, – как же я мог позабыть этот момент! Так может и стихи эти вовсе не Константина. Да, да, именно так и получается! Вот оттого они так коряво звучат для современного уха. Ведь их наверняка написали задолго до его рождения. Может быть, их некогда сочинил его дед, или даже прадед. Он же их только помнил, заучив по какому-то не дошедшему до нас источнику. Но когда над всем их родом возникла реальная опасность, ввиду приближения мировой войны, он поделился этим знанием с сестрой.

– Наверняка ещё и с младшим братом поделился! – с тоской в голосе добавила Сандрин.

– Точно, точно, – поддержал я её, – он запросто мог это сделать!