Тайна Клумбер-холла

С наступлением сумерек я пожаловался женщинам на кухне на сильную зубную боль и поднялся в свою комнату раньше, чем обычно. Я прекрасно знал, исходя из опыта, что никто меня беспокоить не станет, так что я подождал немного, пока в доме не воцарилась тишина, а затем, сбросив ботинки, спустился по лестнице и направился прямиком к груде старой одежды. Вот я уже притаился в своем укрытии, одним глазком выглядывая в щелочку, получившуюся благодаря дырке в огромном потертом ковре.

Здесь я и ждал, сидя тихо, как мышь, до тех пор, пока генерал не прошел мимо меня в свою комнату, и всё стихло.

Боже мой! Я не согласился бы снова пройти через всё это даже за все деньги Объединенного банка в Дамфрисе! И сейчас еще, когда я вспоминаю об этом, мурашки ползут у меня по спине.

Ужасно тягостно было лежать вот так в томительном ожидании, в этой мертвой тишине, нарушаемой лишь монотонным тиканьем старинных часов, находящихся где-то в другом конце коридора.

Я пытался оглядеть коридор и так, и этак, но мне всё время казалось, что нечто приближается сюда именно с той стороны коридора, которую я никак не мог увидеть в данном ракурсе. Лоб мой покрылся холодной испариной, сердце колотилось так бешено, что успевало сделать два удара за один промежуток между тиканьем часов, а более всего я боялся, что пыль от старых занавесок и других вещей забьется мне в легкие, и это приведет к тому, что я громко раскашляюсь в самый неподходящий момент.

Боже милостивый! Я просто диву даюсь, как это мои волосы не поседели после того, что мне довелось пережить в ту ночь. Я бы не решился пережить это во второй раз даже ради должности мэра Глазго.

Было где-то около двух часов утра, а может быть, даже немного больше, и я уже начал подумывать, что так ничего и не увижу, – и ничуть об этом не сожалел, – когда ухо мое уловило резкий, отчетливый звук, разрушивший ночное безмолвие.

Меня уже не раз просили описать этот звук, но я всегда находил, что дать о нем хоть какое-то представление не так-то просто, ибо он был не похож ни на один из звуков, когда-либо слышанных мною в жизни. Это был резкий дребезжащий звук, подобный тому звону, который раздается, когда чокаются два бокала для вина, но этот звук был гораздо громче и сильнее, и содержал в себе какой-то странный плеск, – такой звук издает дождевая капля, падающая в графин для воды.

В ужасе я приподнялся, выбираясь из-под ковров, и хорошенько прислушался, точно заяц в кустах. Теперь всё было тихо, как и прежде, если не считать нудного тиканья часов в отдалении.

Внезапно странный звон повторился вновь, в этот раз еще более чистый, пронзительный и резкий, и тут уж его услыхал сам генерал, ибо до меня донесся его стон, – недовольный стон уставшего человека, разбуженного среди ночи.

Я услышал шорох и шелест, – такие звуки мог бы произвести встающий с постели и одевающийся человек, – а вслед за этим раздались гулкие шаги, словно генерал принялся ходить взад-вперед по комнате.

Ну и ну! Не выдержав этого напряженного ожидания, я вновь нырнул в складки ковров, зарываясь поглубже. Там я и лежал, всеми фибрами души трепеща от ужаса, твердя про себя молитвы – все, какие я только знал, – и приникнув к благословенной дырке, сквозь которую я мог видеть, что творится снаружи. Я лежал, не сводя взгляда с двери, ведущей в комнату генерала.

Но вот наконец я услышал скрип поворачиваемой дверной ручки, и дверь медленно распахнулась. Комнату заливал яркий свет, и я мельком увидел нечто, что можно было принять за целую вереницу сабель, развешанных вдоль стены, но тут генерал вышел и запер за собой дверь. На нем был халат, на голове – красная восточная феска, а на ногах – пара туфель без каблуков с загнутыми кверху носами.

На мгновение мне в голову закралось подозрение, что генерал, возможно, ходит во сне, но стоило ему шагнуть вперед и приблизиться ко мне, как я заметил отблеск света в его глазах, а черты его лица были искажены, словно у человека, пребывающего в смертельной тревоге. Сказать по совести, меня и сейчас бросает в озноб, стоит мне вспомнить это желтое лицо и эту высокую фигуру, величественно и безмолвно бредущую по длинному, пустому коридору.

Я лежал, затаив дыхание, и пристально наблюдал за ним, а он подходил всё ближе к тому месту, где я прятался, как вдруг – ох, сердце чуть было не оборвалось! – тишину прорезал этот звук – тинг! – такой громкий и пронзительный, раздавшийся на расстоянии ярда от меня и переходящий в оглушительный звон и лязг.

Не могу объяснить, что это был за звук, и откуда он взялся. Быть может, источником шума был сам генерал, но как именно он произвел такой шум, я затрудняюсь сказать, ведь обе его руки, покамест он направлялся ко мне, были опущены. Определенно, звук шел в том же направлении, в котором двигался генерал, но мне показалось, что звук идет при этом откуда-то сверху. Впрочем, это был такой тонкий, резкий, пронзительный и сверхъестественно жуткий звук, что было очень трудно определить, откуда он идет.