Тайна Клумбер-холла

Генерал запрокинул голову, но продолжил свой путь, и вскоре скрылся из виду. Я же, не теряя времени даром, выбрался из укрытия и со всех ног помчался в свою комнату, и никакая дьявольская сила не заставила бы меня высунуть нос наружу в эту ночь! Ведьмы могли устроить шабаш прямо под моим окном, но я ни за какие сокровища мира не вылез бы из своей постели, чтобы взглянуть на них!

Ни одной живой душе я и словечком не обмолвился о том, что видел, но про себя твердо решил, что не останусь долее в Клумбер-холле, хватит с меня. Четыре фунта в месяц – хорошее жалованье, что и говорить, но его явно недостаточно, чтобы возместить потерянный покой в душе, а уж тем более возместить потерю самой души, ибо, если сам дьявол начинает на вас охотиться, невозможно предугадать, какие ловушки он собирается расставить, и чего именно следует остерегаться. Хотя и говорят, что бог сильнее дьявола, лучше всё же не подвергать себя риску лишний раз.

Мне стало совершенно ясно, что и над генералом, и над его домом тяготеет какое-то проклятье, и было похоже на то, что он это проклятье вполне заслуживает. Он – да, но никак не праведный пресвитерианец, который никогда не сворачивал со своей тернистой стези.

Душа моя печалилась о юной мисс Габриеле, ибо она была такая милая и прехорошенькая, но я чувствовал, что мой долг прежде всего позаботиться о себе и, подобно Лоту, отряхнуть с ног своих прах нечестивых городов долины.

Этот ужасный лязгающий звук по-прежнему звенел у меня в ушах, став навязчивым воспоминанием, и я уже не мог в одиночестве бродить по пустынным коридорам и переходам особняка, ибо боялся, что вновь услышу его. Я только и ждал подходящего случая, чтобы объявить генералу о своем уходе и затем вернуться в мир добрых христиан, поселившись где-нибудь под сенью истинной церкви.

Но всё произошло с точностью до наоборот: не я сказал решающее слово, его произнес сам генерал.

В один из дней в начале октября я вышел из конюшни, где только что исполнил свои ежедневные обязанности, задав лошади овса. И тут я увидел здоровенного мужика, по виду неотесанного деревенщину, который стремительно двигался по подъездной аллее, сильно припадая на одну ногу. Он больше походил на огромную ворону с подбитой лапой, нежели на человека.

Едва заметив его, я подумал, что это и есть один из тех мошенников, о которых говорил хозяин, и, не раздумывая более, я схватил палку с намерением стукнуть ею бродягу по голове. Но он увидел, что я приближаюсь к нему, и, вероятно, в моем взгляде прочитал мое намерение, а может быть, догадался о нем, заметив палку у меня в руке, – не знаю, да только он вдруг вытащил из кармана длинный нож и поклялся страшной клятвой, что если я сейчас же не замру на месте, то он убьет меня.

О господи! Одних слов этого молодчика было довольно, чтобы волосы встали дыбом у меня на голове. Я просто диву даюсь, как это он не упал замертво, пораженный карой небесной, едва успел произнести такие жуткие ругательства и богохульства.

Мы по-прежнему стояли друг напротив друга – он с ножом, а я с палкой, – когда генерал, выйдя на подъездную аллею, обнаружил нас. К моему изумлению, он заговорил с незнакомцем так, словно они были давным-давно знакомы.

– Уберите нож в карман, капрал, – сказал он. – От страха у вас, похоже, помутился разум.

– Провалиться мне! – воскликнул тот. – Вряд ли моему разуму пошло бы на пользу, если бы меня ахнули по голове этой здоровенной дубиной, – а так и было бы, не вытащи я вовремя свой кинжал. Вы не должны держать в доме таких старых дикарей.

Хозяин нахмурился и сердито взглянул на незнакомца, как будто выражая недовольство по поводу советов, идущих от столь сомнительного источника. Затем он повернулся ко мне…

– С сегодняшнего дня ваши услуги мне более не требуются, Израэль, – сказал он. – Вы были добрым слугой, мне не в чем упрекнуть вас, но возникли обстоятельства, которые вынуждают меня изменить планы.

– Очень хорошо, сэр, – отозвался я.

– Вы можете уйти нынче же вечером, – продолжал он. – И, поскольку вы не получили предварительного уведомления, я выплачу вам жалованье за месяц вперед.

С этими словами он повернулся, намереваясь пройти в дом, а человек, которого он называл капралом, последовал за ним, и с тех пор я больше никогда не видел ни того, ни другого. Мое жалованье было передано мне в конверте. Я сказал несколько слов на прощанье кухарке и горничной, намекнув им, что грядет день страшного суда, и разъяснив, что есть сокровища гораздо более ценные, нежели земные богатства, а затем навеки отряхнул прах Клумбер-холла с ног своих.

Мистер Фотергилл Уэст говорил вроде, будто я не должен распространяться о том, что происходило после, а должен изложить только то, что видел собственными глазами. Несомненно, у него есть на то свои причины, и я далек от того, чтобы подвергать сомнению обоснованность его предостережений, однако я добавлю к вышесказанному вот еще что: дальнейшее развитие событий нисколько не удивило меня. Произошло в точности то самое, чего я и ожидал, и об этом я сказал даже самому мистеру Мак-Сноу.