Тайна корабля

– Бог мой, какая пустыня! – пробормотал Гемстид.

– Пустыня! – воскликнул Мак и внезапно умолк.

– Это лучше шлюпки, во всяком случае, – заметил Гадден. – Мне до смерти надоела шлюпка.

– А меня сокрушают деньги! – вмешался капитан. – Подумать только, такое богатство, – четыре тысячи золотом, серебром и билетами, – и проку в них не больше, чем в навозе.

– Я вам вот что скажу, – сказал Томми. – Мне не нравится, что они остались в шлюпке – слишком далеко от нас.

– Ну вот, кто же их тронет? – воскликнул Мак с хохотом.

Однако остальные не разделяли его чувства. Они встали, спустились к шлюпке, принесли ящик с деньгами на двух веслах и поставили его у огня.

– Вот мое сокровище! – воскликнул Уикс, приветствуя его шляпой. – Две тысячи фунтов нечего считать, их придется уплатить по счетам. Но остальное! С лишком сорок торговых фунтов чеканного золота, да без малого два центнера чилийского серебра! А! Да ведь этого довольно, чтобы собрать целый флот! Вот увидите, что они подействуют на компас и притянут к нам корабль. Увидите, что вахтенный почует их издали! – воскликнул он.

Мак, который не имел доли ни в счетах, ни в сорока фунтах золота, ни в двух центнерах серебра, с нетерпением слушал эти слова и разразился горьким, насмешливым хохотом.

– Дожидайтесь! – сказал он резко. – Вы скоро готовы будете разжечь этими билетами костер.

Он повернулся, вышел из круга, освещенного огнем, и остановился, всматриваясь в море.

Его слова и уход моментально погасили искры хорошего настроения, вызванного было обедом и ящиком. Группа снова погрузилась в угрюмое молчание, а Гемстид взялся за банджо, на котором обыкновенно играл по вечерам. Репертуар его был невелик: струны заиграли под его пальцами «Родина, милая родина», и он машинально затянул эту песню, но не успел окончить первой фразы, как инструмент был вырван из его рук и полетел в костер. Повернувшись с криком, он увидел перед собой разъяренного Мака.

– Будь я проклят, если потерплю это! – воскликнул капитан, вскакивая.

– Я уже говорил вам, что у меня буйный характер, – сказал Мак таким жалобным тоном, который казался очень странным у человека с его характером. – Что же он меня расстраивает? Мало нам и без того терпеть приходится?

Тут он, к общему удивлению, всхлипнул и продолжал с сильнейшим ирландским акцентом:

– Прошу у всех прощения за свое буйство, а особенно у этого добряка, так как он, в сущности, безобидное создание, и вот моя рука, если он согласен принять ее.

Эта сцена варварства и сентиментальности оставила странное, неоднозначное впечатление. По правде сказать, все были довольны, что музыка прекратилась, а извинение и последующее поведение Мака подняли его в глазах товарищей по несчастью. Но все-таки нота разлада и ее впечатление остались в душе каждого. На этом диком, бесприютном острове проявились человеческие страсти, и все содрогнулись при мысли о возможных ужасах.

Решено было непрерывно держать вахту ввиду возможности появления корабля; и Томми, у которого явилась одна мысль, взялся дежурить в первую очередь. Остальные забрались в палатку и вскоре наслаждались утешительным сном, который является всюду и ко всем людям, успокаивая тревогу и ускоряя время. А лишь только все успокоились и храп нескольких спящих смешался с шумом прибоя, Томми тихонько ушел со своего поста с ящиком хереса и бросил его в море. Но бурная непоследовательность Мака не зависела от одной-двух чарок вина; его страсти, буйные и другого рода, были иного склада, чем у его товарищей, и в этом полукельте таились возможности добра и зла, которых никто из них не мог бы предсказать.

Около двух часов утра звездное небо – так, по крайней мере, показалось, потому что сонный сторож не заметил приближения тучи – излилось целым потоком; и в течение трех дней дождь лил не переставая. Остров превратился в губку, потерпевшие крушение – в мокрые тряпки; все исчезло из виду, даже риф скрылся за стеной падающей воды. Огонь вскоре был залит; после того как две коробки спичек были изведены бесполезно, решили ждать хорошей погоды, и компания питалась кое-как консервами и хлебом.