Тайна Кутузовского проспекта

Псы сидели в камере: Гуслин Петр Сергеевич, ученик десятого класса, член ВЛКСМ, судимостей и приводов не имел, Залоев Виктор Матвеевич, экспедитор почтового отделения, член ВЛКСМ, судимостей и приводов не имел, и Стружкин Андрей Дмитриевич, шофер отделения связи, член ВЛКСМ, приводов и судимостей не имел.

— Кто дал наводку на квартиру генерала? — спросил Костенко.

— Какого генерала? — Залоев пожал плечами. — О чем это вы?! Мы никакого генерала не знаем... Если б нас на месте задержали, были б свидетели, а так только при Сталине на людей напраслину катили...

Костенко кивнул:

— С тобой ясно... Гуслин, тоже не будешь отвечать?

— А чего мне отвечать-то? Схватили на улице...

— Тебя никто не хватал... Сам сел в такси...

— Это не такси, а ваша оперативная...

— Откуда знаешь?

— Там в багажнике ваш скрючился, пистолетом в спину уперся.

— Стружкин, сколько тебе обещали за дело? — Костенко затушил окурок в спичечном коробке, вопросы ставил устало, незаинтересованно, словно бы обмяк, прикрывал то и дело веки, словно они сделались тяжелыми, неподъемными...

— А я их вообще впервые вижу... Вы мне дело не шейте... Мою машину разбили, приволокли сюда ни за что, ни про что, издеваться над собой не позволю...

— Ну что ж, — Костенко кивнул. — Иди, пиши, что этих псов никогда не видел, и потом можешь катиться ко всем чертям...

Проводив взглядом Стружкина, которого вывел из камеры милиционер, Костенко дождался, пока стих безнадежно-тюремный звук шагов, достал из кармана конверт с поляроидными снимками, бросил на лавку:

— Можете посмотреть... Тут все зафиксировано... Как вы из его машины вылезаете, как с ним прощаетесь... А ведь он сейчас возьмет на себя ответственность за дачу ложных показаний... А это — срок. Ясно, нелюди? Что касается свидетелей и улик, то после вас эксперты приезжали, там ваших пальцев полно, это — неубиенная улика... Меня сейчас другое интересует. Кто вам сказал про генерала? Ответите — отпущу... Но вам это невыгодно... Вас сегодня же вырежут, потому что вы — свидетели... Ясно? За три дня я возьму банду... Клянусь, — Костенко медленно поднял на них ненавидящие глаза. — Клянусь жизнью, псы

... И тогда вы пойдете на процессе свидетелями, а не соучастниками... Гуслину дадут условно, маломерок еще... Тебе, Залоев, светит трояк... Если, конечно, старик не умрет... Вы ж бросили его, восьмидесятидевятилетнего, на пол, сталинские недострелыши... Молчим?

— А мы все сказали, — тихо повторил Гуслин, втягивая голову в плечи; поляроидные снимки рассматривал со страхом, глаза лихорадочно бегали.

Костенко поднялся:

— Пойдем, Гуслин... А ты здесь один посиди, Залоев, подумай... Шагай, Гуслин, я тебя в другую камеру посажу, к серьезным людям, не ровня этому нелюдю, там тебе все по закону растолкуют... Пойдем...

Он стукнул ладонью в дверь, конвоир сразу же распахнул ее, словно подслушивал. В темном коридоре, освещенном тусклым светом лампочки, забранной решеткой, Гуслин услышал хриплый хохот, доносившийся из соседней камеры.

— Посмотри в глазок, — сказал Костенко парню. — Полюбуйся на своих будущих учителей...

Гуслин молча замотал головой.

— Да ты не бойся, — усмехнулся Костенко, — смотри, а то наклоню...

Тот приткнулся к глазку. Три обросших детины в рванье гоготали, играя в «тюремное очко».

— Отворяйте камеру, сержант, — сказал Костенко.

— Не надо, — прошептал Гуслин. — Я скажу... Наводку на генерала дал Федька Рыжий, он со Стружкой в одном доме живет, на Кропоткинской...

Федькой Рыжим оказался Арсений Федяшкин, тридцати двух лет, судимый за квартирные кражи, официант кафе «Отдых». Попросив Ступакова установить связи пса, Костенко заглянул в кабинет, где Стружкин кончал строчить показания.

Дождавшись, когда тот поставил закорючистую подпись, разложил перед ним — трескучим карточным пасьянсом — поляроидные снимки.

— За дачу ложных показаний срок получишь, — сказал Костенко. — Бери второй лист и пиши про Рыжего.

— Про какого Рыжего? — Стружкин съежился, голос стал писклявым, слезливым, отчаянным.

— Ты мне вола не верти, паскуда... Арсений Федяшкин на очной ставке скажет правду, а ты умоешься большим сроком.

— Я без адвоката отвечать не буду...

— Ну и не надо... Никто тебя не понуждает говорить без адвоката... Валяй, вызывай... Только сначала я твоего адвоката к старику Строилову свожу... Поглядим, как он тебя после этого станет защищать.

— На одном адвокате мир не сошелся. Другого вызову.

— Пиши фамилию, вызовем, тварь...

— А какое вы имеете право меня оскорблять?! Я что, в фашистский застенок попал?!

— Знаешь, что бы с тобой сделали в фашистском застенке? Или у нас, при Сталине? Знаешь? Думаешь, если мы вознамерились по закону жить, то вам теперь все можно?! Все с рук сойдет?! Ошибаешься, Стружка... Если б ты был сиротой голодным — одно дело, а ты ж барчук, ты жизнью балованный, тебе лагерь внове будет, а до лагеря еще надо через тюрьму пройти...

— Вы меня на испуг не берите... Не расколюсь... Без адвоката ни слова не скажу...