Тайна леди Одли

– Я не видел его с седьмого сентября, с того самого дня, когда он оставил меня спящим на лугу, недалеко от деревни.

– Бог мой! – удивилась госпожа. – Какой, должно быть, чудак этот мистер Джордж Толбойс! Расскажите мне о нем.

Вкратце Роберт рассказал ей о своих поездках в Саутгемптон и Ливерпуль с прямо противоположными результатами; госпожа слушала его очень внимательно.

Чтобы лучше рассказывать, молодой человек оставил свое место, прошел в другой конец комнаты и сел напротив леди Одли в амбразуре окна.

– И какие вы делаете выводы из всего этого? – помолчав, спросила она.

– Это такая загадка для меня, – ответил он, – я даже не знаю, что и думать; но во мраке неизвестности я могу нащупать путь к двум предположениям, которые кажутся мне почти несомненными фактами.

– И это…

– Во-первых, Джордж Толбойс никогда не уезжал дальше Саутгемптона. А во-вторых, не надо забывать, что он вообще не ездил в Саутгемптон.

– Но вы проследили его там. Его тесть видел его.

– У меня есть причины сомневаться в честности его тестя.

– Великий боже! – с сожалением воскликнула госпожа. – Что вы имеете в виду?

– Леди Одли, – мрачно промолвил молодой человек, – я никогда не практиковал в качестве адвоката. Я вступил в ряды профессии, на членов которой возложена большая ответственность и священные обязанности; я уклонялся от этой ответственности и обязанностей так же, как от всех тягот этой суетной жизни: но иногда мы оказываемся вовлеченными в то, чего более всего избегали, и в последнее время я обнаружил, что вынужден думать об этих вещах. Леди Одли, вы когда-нибудь изучали теорию косвенных улик?

– Как вы можете спрашивать бедную женщину о таких ужасных вещах? – возмутилась она.

– Косвенные улики, – продолжал молодой человек, как будто не слыша ее восклицания, – это удивительное полотно, сотканное из нитей, протянутых из каждой точки окружности, и достаточно крепкое, чтобы повесить человека. За какими незначительными, казалось бы, пустяками кроется порой разгадка какой-нибудь ужасной тайны, которую до сих пор не могли раскрыть умнейшие из умных! Кусочек бумаги, лоскут порванной одежды, пуговица от пальто, слово, неосторожно сорвавшееся с виновных губ, отрывок из письма, закрытая или открытая дверь, тень в окне, точность момента, тысяча незначительных обстоятельств, забытых преступником, но все это – стальные звенья удивительной цепи, которая куется знанием детектива, и в итоге – виселица построена, в мрачном тумане серого утра звонит колокол, помост скрипит под ногами осужденного, и преступление наказывается.

Легкие тени зеленого и алого упали на госпожу из окна с разноцветным стеклом, у которого она сидела; все естественные краски сошли с ее лица, оно стало пепельно-серым.

Откинув голову на подушки и безвольно уронив на колени руки, леди Одли потеряла сознание.

– С каждым днем круг сужается, – медленно произнес Роберт Одли. – Джордж Толбойс никогда не ездил в Саутгемптон.

Глава 16. Роберту указали на дверь

Рождественская неделя закончилась, и гости, один за другим, разъезжались из Одли-Корта. Толстый сквайр и его жена покинули серую комнату с гобеленами, оставив чернобровых воинов хмуриться со своей стены и угрожать новым гостям или же мстительно окидывать свирепым взглядом пустые апартаменты. Веселые девушки-хохотушки на втором этаже упаковывали в сундуки смятые бальные платья из тончайшей прозрачной материи. Старинные семейные дребезжащие экипажи, запряженные лошадьми, которым приходилось выполнять более тяжелую работу, чем кататься по ровным дорогам графства, были поданы во двор к сурового вида дубовой двери и нагружены всевозможным дамским багажом. Хорошенькие румяные лица выглядывали из окошек, чтобы улыбнуться на прощанье стоявшим у двери хозяевам, пока экипажи с грохотом проезжали под увитой плющом аркой. Сэр Майкл был всеобщим любимцем. Он пожимал руки юным спортсменам, целовался с румяными девушками, иногда даже обнимал солидных матрон, которые хотели выразить ему благодарность за приятно проведенное время; радушный, гостеприимный, щедрый, счастливый и любимый всеми баронет спешил из комнаты в комнату, из холла в конюшни, из конюшен во двор, оттуда к воротам, чтобы успеть проводить своих гостей. В эти прощальные дни золотистые локоны госпожи мелькали тут и там, словно блуждающие солнечные блики. Ее огромные голубые глаза были печальны и очаровательно гармонировали с мягким пожатием ее маленькой руки и дружескими, возможно, немного стереотипными словами о том, что ей так жаль терять своих гостей, и что она места себе не найдет, пока они не приедут снова, чтобы оживить Корт своим обществом.