Иногда он мог даже расслышать их слова, особенно хозяина, так как он говорил грубым хриплым голосом и громче всех хвастался.
– Этот человек глуп, – промолвил Роберт, положив трубку. – Пойду-ка я поговорю с ним.
Он подождал, пока завсегдатаи один за другим разошлись, и когда Люк Маркс запер входную дверь за последним из них, он не спеша вошел к ним в приемную.
Феба сидела за низким столиком, на котором стояла ее рабочая коробка с нитками и иголками. Она штопала грубые носки мужа с таким видом, как будто это были тонкие изящные чулки госпожи.
Новая обстановка, в которой она теперь оказалась, совершенно не коснулась ее: в гостинице «Касл», в обществе грубого, неуклюжего мужа, у нее были те же изящные, изысканные манеры, что и в роскошном будуаре госпожи.
Она быстро взглянула на Роберта, когда он вошел. В ее бесцветных глазах промелькнуло раздражение, сменившееся беспокойством – и почти ужасом, когда она перевела взгляд с мистера Одли на Люка Маркса.
– Я заглянул к вам немного поболтать перед сном, – произнес Роберт, усаживаясь поближе к веселому пламени очага. – Вы не возражаете против моей сигары, миссис Маркс? Я имею в виду, если я выкурю одну? – объяснил он.
– Вовсе нет, сэр.
– Смеху-то будет, начни она возражать, – проворчал мистер Маркс, – когда тут все подряд целый день смолят.
Некоторое время Роберт задумчиво попыхивал сигарой, прежде чем продолжил беседу.
– Расскажите мне о Маунт-Стэннинге, мистер Маркс, – попросил он вскоре.
– Да тут и говорить-то не о чем, – ответил Люк, рассмеявшись резким скрипучим смехом. – Изо всех скучных дыр на земле, эта – самая тоскливая. Не то чтобы не было дохода – не могу пожаловаться; но неплохо было бы иметь таверну в Челмсфорде, или Брентвуде, или Ромфорде, где есть хоть какая-то жизнь на улицах; и я бы имел это, – добавил он недовольным тоном, – если бы кое-кто не был таким скупердяем.
Пока он ворчливо жаловался, бормоча себе под нос, Феба подняла голову от своей работы и заговорила с ним.
– Мы забыли запереть сарай, Люк, – напомнила она. – Ты не пойдешь и не поможешь мне?
– Перебьется на сегодня эта чертова дверь, – ответил мистер Маркс. – Я уселся покурить и отдохнуть и больше с места не сдвинусь.
Он вынул длинную трубку из-за каминной решетки и начал не спеша набивать ее.
– Я беспокоюсь за эту дверь, Люк, – настаивала его жена. – Если мы не закроем ее на засов, туда легко залезут бродяги, их полно кругом.
– Тогда иди сама закрой, – ответил мистер Маркс.
– Но засов очень тяжелый.
– Так пусть стоит открытой, раз ты у нас такая благородная, что не можешь запачкать свои белые ручки. Что-то ты больно забеспокоилась об этом сарае. Сдается мне, ты не хочешь, чтобы я поговорил с этим господином. Ой, да не надо так хмуриться! Вечно ты перебиваешь меня на полуслове, но больше я этого не потерплю. Ты поняла? Не потерплю!
Феба Маркс пожала плечами, свернула свою работу, закрыла коробку и, сложив на коленях руки, устремила взгляд на упрямое, словно у быка, лицо мужа.
– Так, значит, вам не очень хочется жить в Маунт-Стэннинге? – вежливо продолжал расспрашивать Роберт, желая сменить тему разговора.
– Нет, – отвечал Люк, – и я уже сказал, что если бы кое-кто не был таким жадным, у меня была бы таверна в большом торговом городе, а не в этой старой развалине, где в ветреный день срывает волосы с головы. Ну что такое пятьдесят фунтов или даже сто фунтов?…
– Люк! Люк!
– Ты не заткнешь мне рот этим своим «Люк, Люк!». Я повторяю: что такое сто фунтов?
– Да, – отчетливо произнес Роберт Одли, отвечая Люку, но устремив глаза на взволнованное лицо Фебы. – И в самом деле, что такое сотня фунтов для человека, который (или, скорее, его жена) обладает властью над персоной, о которой идет речь?
Лицо Фебы, всегда бесцветное, стало мертвенно-бледным; она не выдержала вопрошающего взгляда Роберта и опустила глаза.
– Ого, четверть двенадцатого, – заметил Роберт, взглянув на часы. – Поздний час для такой тихой деревушки, как Маунт-Стэннинг. Спокойной ночи, мой достойный хозяин. Спокойной ночи, миссис Маркс. Я думаю, подавать воду для бритья завтра утром не стоит раньше девяти…
Глава 18. Роберта навещает нежданная гостья
Когда на следующее утро часы пробили одиннадцать, Роберт все еще сидел за завтраком, с комфортом развалившись в кресле; его собаки сидели рядом, не сводя с него глаз и открыв рты, в ожидании кусочка ветчины или тоста. На коленях у него лежала местная газета, и он время от времени принимался читать первую страницу, заполненную всевозможными объявлениями о фермерском инвентаре, шарлатанских снадобьях и прочих небезынтересных вещах.
Погода переменилась, и снег, который в последние дни скапливался в небе черными тучами, теперь пушистыми хлопьями падал на замерзшую землю и ложился сугробами в небольшом садике около дома.
Роберт выглянул в окно: длинная пустынная дорога, ведущая в Одли, была усыпана снегом.
– Чудесно, – промолвил он в восхищении, – для человека, привыкшего к красотам Темпла!