Девушка, которую звали Клара, сидела, судорожно вцепившись в кусочек ткани, который шила, и ни разу не шевельнулась, как только Роберт заговорил о смерти своего друга. Он не мог отчетливо видеть ее лицо, так как она сидела далеко от него и спиной к окну.
– Нет, нет, уверяю вас, – повторил мистер Толбойс, – здесь произошла печальная ошибка.
– Вы думаете, я ошибаюсь, полагая, что ваш сын мертв? – спросил Роберт.
– Наиболее вероятно, – ответил мистер Толбойс, снисходительно улыбаясь. – Наиболее вероятно, мой дорогой сэр. Исчезновение было, несомненно, ловким трюком, но недостаточно умным, чтобы обмануть меня. Позвольте мне объяснить вам этот случай, мистер Одли, и убедить вас в трех вещах. Во-первых, ваш друг не умер. Во-вторых, он скрывается с целью внушить мне тревогу, поиграть на чувствах… человека, который был однажды его отцом, и в конечном счете добиться моего прощения. В-третьих, он не получит этого прощения, как бы долго он ни скрывался, и таким образом, он поступит мудро, без промедления вернувшись к своему месту жительства и привычным занятиям.
– Так, значит, вы считаете, что он намеренно скрывается от всех, кто его знает, с целью…
– С целью воздействовать на
Судя по тому, как Харкот Толбойс произнес свою речь, можно было понять, что он давным-давно тщательно составил ее.
Роберт Одли вздохнул, услышав его речи.
– Бог свидетель, что, может быть, у вас и будет возможность сказать это своему сыну, сэр, – печально ответил он. – Мне было очень приятно узнать, что вы желаете простить его, но я боюсь, что на этом свете вы его больше не увидите. Мне нужно вам многое рассказать об… об этом печальном предмете, мистер Толбойс, но я бы лучше поговорил с вами наедине, – добавил он, взглянув на девушку у окна.
– Моя дочь знает мое мнение но этому поводу, мистер Одли, – ответил Харкот Толбойс. – Нет причины, по которой ей не следует услышать все, что вы имеете сказать. Мисс Клара Толбойс, – мистер Роберт Одли, – добавил он, величественно взмахнув рукой.
Молодая леди склонила голову в ответ на поклон Роберта.
«Пусть она все услышит, – подумал он. – Если у нее так мало чувств, что она не проявила ни одно из них, то пусть она услышит худшее».
Наступила небольшая пауза, во время которой Роберт достал несколько бумаг из своего кармана; среди них был и документ, составленный им сразу же после исчезновения Джорджа.
– Мне потребуется все ваше внимание, мистер Толбойс, – произнес он, – так как то, что я должен раскрыть вам, крайне тяжело. Ваш сын был очень дорог мне – по многим причинам. Возможно, более всего потому, что я прошел с ним через самое большое горе в его жизни и потому еще, что он был сравнительно одинок в этом мире – отвергнутый вами, потерявший единственную женщину, которую любил.
– Дочь пьяного нищего, – как бы мимоходом заметил мистер Толбойс.
– Если бы он умер в своей постели, – продолжал Роберт Одли, – от разбитого сердца, я бы безутешно оплакивал его, даже если бы я своими руками закрыл его глаза и увидел его спокойно лежащим в своей могиле. Я бы горевал по своему старому школьному товарищу и другу, который был мне так дорог. Но это горе – ничто в сравнении с тем, что я испытываю сейчас, когда почти наверняка знаю, что мой бедный друг был убит.
– Убит!
Отец и дочь одновременно повторили это ужасное слово. Лицо отца покрылось смертельной бледностью, его дочь уронила голову на стиснутые руки и больше ни разу не подняла ее.
– Мистер Одли, вы сошли с ума! – воскликнул Харкот Толбойс. – Вы сошли с ума, или же ваш друг поручил вам играть на моих чувствах. Я протестую против этого тайного заговора и я… я беру назад свое прощение человеку, который был однажды моим сыном.
Сказав это, он снова пришел в себя. Удар был слишком сильным.