Тайна леди Одли

– В мое намерение не входит без нужды волновать вас, сэр, – ответил Роберт. – Бог свидетель, что, возможно, вы правы, а я нет. Я молю Бога об этом, но я не могу даже надеяться на это. Я пришел к вам за советом. Я изложу вам ясно и хладнокровно обстоятельства, вызвавшие мои подозрения; если вы скажете, что эти подозрения глупы и беспочвенны, я готов подчиниться вашему решению, я покину Англию, прекращу поиски доказательств, подтверждающих мои опасения. Если вы скажете продолжать, я продолжу.

Ничто не могло более удовлетворить тщеславие мистера Харкота Толбойса, чем это обращение. Он заявил, что готов выслушать все, что Роберт может сообщить ему, и готов сделать все, что в его силах, чтобы помочь ему.

Роберт Одли подвинул стул ближе к мистеру Толбойсу и начал подробный отчет обо всем, что произошло с Джорджем с того времени, как он приехал в Англию, и до часа его исчезновения, также обо всех событиях, что случились после его исчезновения и могли так или иначе иметь к нему отношение. Харкот Толбойс слушал его с преувеличенным вниманием, время от времени перебивая его, чтобы задать какой-нибудь вопрос. Клара Толбойс так и не подняла головы с судорожно сжатых рук.

Стрелки часов показывали четверть двенадцатого, когда Роберт начал свой рассказ. Часы пробили двенадцать, когда он закончил.

Он скрыл имена своего дяди и его жены, когда рассказывал о событиях, к которым они имели отношение.

– Теперь, сэр, – заключил он, когда его рассказ был закончен, – я жду вашего решения. Вы услышали причины, по которым я пришел к этому ужасному заключению. Как могут эти причины повлиять на вас?

– Они ни в коей мере не влияют на мое предыдущее суждение, – ответил Харкот Толбойс с беспричинной гордостью упрямца. – Я все еще думаю, как и ранее, что мой сын жив и это исчезновение – тайный заговор против меня.

– И вы говорите мне остановиться? – мрачно спросил Роберт.

– Я скажу вам лишь следующее: если вы продолжите, делайте это ради собственного удовлетворения, но не для моего. Я не нахожу ничего в том, что вы мне рассказали, что заставило бы меня волноваться за безопасность… вашего друга.

– Да будет так! – неожиданно воскликнул Роберт. – С этого момента я умываю руки. Моей целью с этой минуты будет забыть об этом.

Говоря это, он поднялся и взял свою шляпу со стола. Он взглянул на Клару Толбойс. Она оставалась в том же положении.

– Прощайте, мистер Толбойс, – мрачно промолвил он. – Видит бог, хотел бы я, чтобы вы оказались правы, а я нет. Но боюсь, что наступит день, когда вы будете глубоко сожалеть о безразличии, с которым отнеслись к безвременной судьбе своего единственного сына.

Он мрачно поклонился мистеру Харкоту Толбойсу и девушке, чье лицо было спрятано в ладони.

Еще минуту Роберт помедлил в надежде, что мисс Толбойс посмотрит на него, даст какой-нибудь знак или выразит желание задержать его.

Мистер Толбойс позвонил своему бесстрастному слуге, который проводил Роберта до входной двери, как будто вел его на казнь.

«Она такая же, как и ее отец, – подумал мистер Одли, в последний раз взглянув на ее опущенную голову. – Бедный Джордж, ты нужен только одному другу в этом мире, так как очень немногие любили тебя».

Глава 24. Клара

Роберт Одли обнаружил своего кучера спящим на козлах тряского фаэтона. Он угостился таким крепким пивом, что временно впал в бесчувствие, и очень обрадовался возвращению своего пассажира. Белая лошадка, такая старая, что казалось, будто она родилась в тот же год когда был сделан фаэтон, и вместе с фаэтоном вышедшая из моды, так же крепко спала, как и ее хозяин; она дернулась и проснулась, когда Роберт спустился по каменным ступеням в сопровождении бесстрастного слуги, похожего на палача, который почтительно подождал, пока Роберт не уселся в экипаж и не отъехал.

Лошадь, подстегнутая кнутом кучера и вожжами, как сомнамбула потащилась вперед, и Роберт, надвинув шляпу на глаза, задумался о своем пропавшем друге.

Когда-то, наверное, он играл в этих строгих садах, под этими мрачными елями, если вообще ребенок мог быть резвым и игривым, находясь в поле зрения холодных серых глаз мистера Харкота Толбойса. Возможно, он играл под этими темными деревьями вместе со своей сестрой, которая услышала сегодня о его судьбе, не пролив ни единой слезы. Роберт взглянул на строгую чопорность этого аккуратного участка земли, недоумевая, как удалось Джорджу вырасти в таком месте открытым, великодушным, беззаботным товарищем, которого он знал. Как же так получилось, что постоянно имея перед глазами своего отца, он ничего от него не взял и не стал надоедой для своих близких? Как же это случилось? Потому что есть кое-кто выше наших родителей, кому мы должны быть благодарны за души, делающие нас великими или ничтожными; в то время как семейные носы и подбородки могут передаваться в строгой последовательности от отца сыну, от деда внуку, как и форма увядших цветов повторяется в цветущих бутонах на следующий год; дух тонкий и неуловимый, независимый от всех земных правил, подчиняется лишь гармоничному Божьему Закону.