– Спасибо, я зайду завтра к миссис Бакэмб. Погодите – еще один вопрос. Вы бы узнали миссис Толбойс, если бы увидели?
– Конечно, сэр. Так же, как свою собственную дочь.
Роберт записал адрес миссис Бакэмб в свою записную книжку, съел в одиночестве обед, выпил пару стаканчиков шерри, выкурил сигару и удалился в приготовленную для него комнату, где уже был затоплен камин.
Он быстро заснул, устав от поездок с места на место за последние два дня, но сон его был чуток: он слышал безутешное завывание ветра на песчаных пустошах и как волны монотонно набегали на берег. Смешавшись с этими унылыми звуками, печальные мысли, вызванные этим безрадостным путешествием, проходили нескончаемой чередой в его сонном мозгу и превращались в видения, которые никогда не бывали, да и не могли существовать в реальности, но которые все же имели неуловимую связь с настоящими событиями.
В этих тревожных снах он видел Одли-Корт, вырванный с корнем с зеленых пастбищ и тенистых изгородей Эссекса и стоящий одиноко, открытый всем ветрам на этом пустынном северном берегу, которому угрожало быстро накатывающееся на него бурное море, чьи волны поднимались, чтобы сокрушить так любимый им дом. Пока бурные волны подкатывались все ближе и ближе к величественному особняку, спящий увидел бледное, сияющее как звезда лицо, выглядывающее из серебристой пены волн, и знал, что это госпожа, превратившаяся в русалку и зовущая его дядю к гибели. Над этим бушующим морем огромные тучи, чернее самой непроглядной ночи, опускались на глаза спящего; но на горизонте штормовые тучи медленно рассеивались, и в темноте из узкого разрыва облаков полился луч света на страшные волны, которые медленно, очень медленно, начали отступать, оставив старый особняк невредимым и твердо стоящим на берегу.
Роберт проснулся, хорошо помня этот сон, и с ощущением физического облегчения, как будто тяжесть, давившая на него всю ночь, была снята с его груди.
Он заснул снова и проснулся, когда из-за ставней выглянул зимний солнечный луч и пронзительный голос горничной у двери провозгласил, что уже половина девятого. Без четверти десять он покинул гостиницу «Виктория» и отправился вдоль пустынной платформы и ряда домов, стоящих лицом к морю.
Ряд тяжеловесных прочных квадратных жилищ протянулся к небольшой гавани, в которой стояли на якоре два-три торговых судна и пара угольщиков. За гаванью на холодном горизонте виднелись серые мрачные казармы, отделенные от домов Уайлденси узким заливом, через который был перекинут железный разводной мост. Алая форма часового, шагающего туда и обратно между двумя орудиями, была единственным ярким пятном, оживлявшим серые каменные дома и свинцовое море.
На одной стороне гавани длинный каменный мол простирался далеко в глубь сурового одиночества моря, как будто построенный для жилья какого-нибудь современного Тимона, человеконенавистничество которого не могла удовлетворить даже уединенность Уайлденси, и мечтающего забраться еще дальше от своих собратьев людей.
Именно на этом пирсе Джордж Толбойс впервые повстречал свою жену, под сияющим солнечным небом и под музыку оркестра. Именно здесь молодой корнет впервые поддался сладкому обману роковой страсти, которая имела такое мрачное воздействие на его последующую жизнь.
Роберт с гневом смотрел на уединенный морской курорт – захудалый порт.
«Именно такое место, – думал он, – губит сильного человека. Он приезжает сюда с чистым сердцем, встречавший женщин лишь на выставках цветов да на балах; знающий о них не больше, чем о спутниках далеких планет; со смутным представлением, что женщина – это какой-то крутящийся волчок в розовом или голубом газе, или изящный манекен для демонстрации изделий модистки. Он приезжает в какое-нибудь местечко, вроде этого, и вся вселенная неожиданно сужается до полудюжины акров; громада мироздания уменьшается до шляпной коробки. Далекие создания, проплывавшие вокруг него, прекрасные и смутные, оказались у него под носом, и прежде чем он успел опомниться – вот вам, пожалуйста! Колдовство началось: вокруг него очерчен магический круг, формула волшебных чар в действии, и жертва уже не в силах скрыться, как принц на мраморных ногах в восточной сказке».
Размышляя подобным образом, Роберт добрался до дома, где, как ему сказали, проживала миссис Бакэмб.
Чопорная пожилая служанка сразу же провела его в гостиную, такую же суровую и старомодную, как и она сама. Миссис Бакэмб, почтенная матрона около шестидесяти лет, сидела в кресле у яркого огня за каминной решеткой. Старый терьер, чья черновато-коричневая шкурка изрядно облезла, уютно устроился на коленях миссис Бакэмб.
«Мне бы хотелось пожить здесь, – подумал Роберт, – и смотреть, как серое море набегает на серый песок под спокойным серым небом. Я бы жил здесь и читал молитвы, перебирая четки, раскаивался и отдыхал».
Он уселся в кресло напротив миссис Бакэмб по приглашению леди, и положил шляпу на пол. Старенький терьер сполз с коленей своей хозяйки, чтобы полаять и таким образом выразить протест против шляпы.