– Мне нужно у тебя кое-что спросить, но не по телефону, – сказала она. – Папа с мальчиками уехали в Гамильтон.
Когда Уэйн приехал, она сидела на крыльце и чистила куриные яйца.
– Я хочу знать, что ты имел в виду, – сказала она.
– Когда? – спросил он.
Рия посмотрела на него и не стала отводить взгляд. Она сидела с яйцом в одной руке и стальной мочалкой в другой. Уэйн поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца. Руку положил на перила. Он хотел войти в дом, уйти с палящего солнца, но Рия преграждала ему дорогу.
– Я был пьян, – сказал Уэйн. – Ты не страшная.
– Я знаю, что я не страшная.
– Я чувствую себя просто ужасно.
– Но не из-за этого.
– Я был пьян. Это была шутка.
– Ты не хочешь на ней жениться. На Люцилле.
Он привалился к перилам. Рии показалось, что его сейчас стошнит. Но он справился с собой и попытался, как обычно, поднять брови и осадить собеседника презрительной улыбкой.
– Да что ты говоришь? Неужели? Так что же ты мне посоветуешь?
– Напиши записку, – ответила Рия, как будто он спрашивал серьезно. – Сядь в машину и поезжай в Калгари.
– Вот прямо так вот.
– Если хочешь, я поеду с тобой до Торонто. Там ты меня высадишь. Я поживу в Христианской ассоциации молодых женщин, пока не найду какую-нибудь работу.
Она и правда собиралась это сделать. Она всегда клялась, что именно так и намеревалась поступить. Сейчас она чувствовала себя свободней и ее еще сильней ослепляла собственная смелость, чем вчера ночью, когда она была пьяна. Она строила планы на дальнейшую жизнь и давала советы, как будто это было проще простого. Понадобится несколько дней – может быть, даже недель, – чтобы в полной мере осознать все, что она сказала и сделала.
– Ты на карту смотрела когда-нибудь? – спросил Уэйн. – От нас до Калгари не едут через Торонто. От нас нужно ехать до Сарнии, там через границу, через Штаты в Виннипег, а оттуда в Калгари.
– Ну тогда высадишь меня в Виннипеге, это даже лучше.
– У меня только один вопрос. Ты голову в последнее время проверяла?
Но Рия не отступила и даже не улыбнулась. Она только сказала:
– Нет.
Когда Рия заметила Юни, та возвращалась домой. Юни с удивлением обнаружила, что тропа, идущая вдоль реки, вся заросла колючими плетями ежевики. Когда Юни наконец продралась сквозь заросли и оказалась у себя во дворе, руки и лоб у нее были исцарапаны и окровавлены, а в волосах запутались обрывки листьев. И еще у нее одна сторона лица была грязная – оттого, что ее прижимали к земле.
На кухне Юни обнаружила своих родителей, а кроме них, еще тетю Мюриель Мартин, начальника полиции Нормана Кумбса и Билли Дауда. Когда мать Юни позвонила тете Мюриель, отец встрепенулся и сказал, что позвонит мистеру Дауду. Он работал у Даудов в молодости и теперь вспомнил, как во всех чрезвычайных ситуациях посылали за мистером Даудом, отцом Билли.
– Он умер, – сказала мать Юни. – Вдруг еще нарвешься на нее.
Она имела в виду миссис Дауд, известную своей вспыльчивостью.
Но отец Юни все равно позвонил, и трубку взял Билли Дауд. Он еще не ложился.
Тетя Мюриель Мартин, прибыв на место, позвонила начальнику полиции. Он сказал, что приедет сразу, как только оденется и позавтракает. Он не торопился. Он не любил загадок и сбоев обычного распорядка жизни, потому что из-за них вынужден был принимать решения и в результате мог оказаться мишенью для критики или просто выставить себя в дурацком свете. Вероятно, из всех собравшихся на кухне его сильнее всех обрадовало появление невредимой Юни и ее рассказ. Все, что произошло, никак не попадало в его компетенцию. Не нужно было заводить дело или предъявлять кому-либо обвинения.
Юни сказала, что той ночью на дворе к ней подошли трое детей. По их словам, они должны были ей кое-что показать. Она спросила, что именно и почему они бегают по улице среди ночи. Но не помнит, что они ответили.
Она обнаружила, что дети увлекают ее за собой, хоть она и не давала на это согласия. Они вывели ее через брешь в заборе в углу участка и повели по тропе вдоль реки. Юни много лет не ходила этим путем, и ее приятно удивило, что тропа так хорошо расчищена.
Это были два мальчика и девочка. На вид лет девяти, десяти или, может быть, одиннадцати, и одеты они были одинаково – во что-то вроде пляжных костюмчиков из жатого ситца, с нагрудником и наплечными лямками. Вся одежда была свежая и чистая, словно только что с гладильной доски. Волосы у детей были русые, прямые и блестящие. Это были идеально чистые, вежливые и приятные в обращении дети. Но как Юни увидела, какого цвета у них волосы и из какой материи одежда? Ведь, выйдя из дому, она не взяла с собой фонарика. Вероятно, у детей с собой был какой-то источник света – так показалось Юни, хотя она и не могла сказать, какой именно.