Тайна, не скрытая никем

Она пыталась вспомнить, кто из девочек это был. Она знала дочку священника, и дочку доктора Сэндза, и Трауэллов – их ни с кем не перепутаешь, у них этакие маленькие овечьи глазки. Но кто еще? Она вспомнила, что одна девочка особенно шумела и прыгала, пытаясь достать шланг, даже когда «он» его забрал. А другая ходила колесом. А третья была худенькая, хорошенькая малютка со светлыми локонами. Но может, она путает с Робин Сэндз? У той светлые волосы. Вечером Мэриан спросила у мужа, знает ли он, кто из девочек кто, но муж запомнил еще меньше – он не местный, и для него все они были на одно лицо.

Еще она рассказала ему про мистера Сиддикапа. Она заново припомнила все «представление». Как он расстроился, как качал воду насосом, как показывал. Она не могла успокоиться. Они говорили об этом, ломали головы и так завелись, что в эту ночь почти не спали. И наконец она сказала: «Слушай, я знаю, что надо сделать. Надо пойти поговорить с адвокатом Стивенсом».

И они встали с постели и пошли с утра пораньше.

– Полиция, – сказал адвокат Стивенс. – Полиция. Должны пойти посмотреть.

Ему ответил муж:

– Мы не знали, что нам делать, имеем ли мы право.

Он упирался обеими ладонями в стол, растопырив пальцы, давя вниз и растягивая скатерть.

– Не обвинение, – сказал адвокат Стивенс. – Информация.

Он и раньше, до инсульта, говорил так сокращенно. И еще, Морин уже давно заметила, как он всего несколькими словами, даже произнесенными не особенно дружелюбным тоном – точнее, произнесенными резко и с упреком, – умел подбодрить людей и снять у них с души тяжкий груз.

Тут Морин вспомнилась еще одна причина, по которой женщины перестали навещать мистера Сиддикапа. Их пугало белье. Женское белье, нижняя одежда – старые поношенные комбинации, лифчики, потертые трусы и растянутые чулки. Развешенные на спинках стульев или на веревке над обогревателем или просто лежащие кучей на столе. Все эти вещи, конечно, когда-то принадлежали его жене, и сначала казалось, что он их стирает и сушит, чтобы потом рассортировать и отдать кому-нибудь. Но проходили недели, а белье никуда не девалось, и женщины стали гадать: может, он нарочно разложил кругом эти вещи? Может, он на что-то намекает? Может, он их надевает на себя? Может, он извращенец?

Теперь, когда эта история выплывет наружу, ему все поставят в вину.

Извращенец. Может, они были правы. Может, он отведет полицию к месту, где задушил или забил до смерти Хезер в припадке извращенной похоти. А может, что-то из ее вещей обнаружится у него в доме. И люди будут говорить такими ужасными приглушенными голосами: «Меня это ничуть не удивляет. А вас?»

Адвокат Стивенс что-то спросил про работу на Дуглас-Пойнт, и Мэриан ответила:

– Он работает в техническом обслуживании. Каждый день, когда он оттуда выходит, его проверяют счетчиком на рентгеновские лучи, и даже тряпки, которыми он вытирает ботинки, приходится закапывать в землю.

Закрыв дверь за этой парочкой и увидев их удаляющиеся фигуры, искаженные рельефным стеклом, Морин не ощутила ожидаемого облегчения. Она поднялась по лестнице на три ступеньки – на площадку, где было полукруглое окошечко. И стала смотреть им вслед.

Никакой машины, грузовика или другого транспорта видно не было. Вероятно, они оставили ее на главной улице или на стоянке позади ратуши. Может быть, не хотели, чтобы их машину видели у дома адвоката Стивенса.

В ратуше располагался полицейский участок. Гости в самом деле направились в ту сторону, но потом пересекли улицу по диагонали и – все еще на виду у Морин – уселись на низкую каменную стену, ограждение старого кладбища и засаженного цветами участка, называемого Парком первопроходцев.

Что это они вдруг решили отдохнуть – после того, как не меньше часа просидели в столовой? Они не разговаривали и не глядели друг на друга, но казались едиными – как люди, отдыхающие посреди совместной тяжелой работы.

Когда на адвоката Стивенса нападала охота вспоминать, он рассказывал, как люди когда-то садились отдыхать на эту стенку. Женщины с ферм, идущие пешком в город продавать кур или масло. Деревенские девочки по дороге в школу для старшеклассников (до того, как появился школьный автобус). Они останавливались, прятали за стеной свои галоши и потом забирали на обратном пути.

В другое время адвокат Стивенс не терпел воспоминаний.

– Старые времена. Какой идиот захочет туда вернуться?

Сейчас Мэриан вытащила из волос несколько заколок и осторожно сняла шляпу. Вот, значит, в чем дело – от этой шляпы ей больно. Она положила шляпу на колени, и муж потянулся к ней рукой. Он забрал головной убор, словно желая поскорей освободить жену от любой тяготы. Пристроил его к себе на колени и стал поглаживать, как бы утешая. Он гладил шляпу, сделанную из ужасных коричневых перьев, будто успокаивал маленькую испуганную курочку.

Но Мэриан его остановила. Что-то сказала ему и прижала его руку своей. Так мать прерывает возню и бормотанье умственно отсталого ребенка – вспышка ужаса, прореха, что на миг открывается в измотанной до предела любви.