Эйнар забыл о запрете и бросился на помощь сестре. Он бесстрашно переступил границу рисунка, начавшего шевелиться и угрожающе шипеть. Линии вытягивались и обвивали ноги, стараясь добраться до вкусной крови, пока лис судорожно пытался справиться с завязками мешочка. Еще один рывок и он развязал перепутавшиеся тесемки. Эйнар зачерпнул горсть перетертого порошка из черной сорной травы Безумного леса и, набрав в грудь побольше воздуха, сдул его прямо в лицо, начавшей заметно белеть, зеркальщицы.
Резкая боль прошила левую ногу лиса. Хищная магическая линия, раздосадованная вмешательством в ритуал, все же сумела добраться до него. Но это было уже не важно! Злой ветер не успел перехватить спасительную пыль и глаза Теры стали темнеть. Вначале серые, затем голубые, а после и привычно синие. Все было кончено, он снова успел не дать ей шагнуть за грань.
Тера разжала зубы, теряя связь с луком, едва не лишившим ее разума, немного посидела не шевелясь, а затем неуклюже дернулась, простое движение едва не стоило ей падения с ящика, показавшегося теперь невыносимо высоким.
Эйнар осторожно поднял ее на руки и вынес за границы растерявшего силу рисунка. Последние вспышки колдовства прожгли сложные контуры в досках пола и потухли.
Ничто больше не напоминало о былых слоях пыли на чердаке шестого дома по улице «Битых козырей». Злой ветер забрал ее с собой, а за одно и все стекло, обратившееся в такую же невесомую пыль. Стих невыносимый шум и голоса, а в воздухе запахло дождем, казалось только и ждавшим своего часа, чтобы пролиться на землю, пряча следы забытого в Дэйлинале колдовского дара стекольщиков.
Глава 3.1 Злой ветер
Перепуганные пьяницы вмиг протрезвели, когда вместо изогнутых ручек массивных кружек и ребристых боков щербатых стаканов, их пальцы ощутили лишь невесомую пустоту. Крепкие напитки, которыми они еще минуту назад весело праздновали свои маленькие победы и горестно заливали большие неудачи, оказались на грязном полу, затертых столешницах и видавших виды одеждах самих гуляк. Приостановились напряженные партии за круглыми карточными столами и разудалые пляски на тесной площади возле растрескавшегося фонтана, давно не показывавшего водяных представлений. Стихли бойкие инструменты, замершие в опущенных руках музыкантов. Даже бродячие псы не посмели выразить свой заливистый собачий протест, когда мимо их озадаченных морд начали проноситься целые пылевые смерчи, больно жалящие тощие бока и куцые хвосты.
Некоторые двуликие, застигнутые врасплох внезапно налетевшим неестественно сильным ветром, попадали на землю. Они тщетно старались защититься от дикого воя и треска, вырывавшегося на свободу вместе с вылетавшими и моментально обращавшимися в пыль стеклами.
Все были слишком напуганы и раздавлены той злой силой, что прошлась по обветшалым домам и заведениям невезучей улицы «Битых козырей», а за одно и по рядом стоящим особнячкам на более респектабельных соседних, имевшим несчастье оказаться слишком близко от творящегося безумия.
Натерпевшиеся жути двуликие, боялись не то что незаметно пошевелиться, но даже слишком глубоко вздохнуть, рискуя тем самым привлечь к себе ненужное внимание. В них еще теплилась отчаянная надежда, что гигантский смерч, вобравший в себя те, что были поменьше, больше не вернется и не станет выискивать что бы еще разрушить, удовлетворившись жалким видом, оставшихся без окон и витрин построек. Им так хотелось, чтобы ему хватило стекла и он не принялся за более существенные мишени, например, за самих двуликих, часть из которых неосознанно приняла звериную форму, стараясь хоть так спрятаться от терзавшего все вокруг Злого ветра.
Разрядкой повсеместного безмолвного ужаса стал самый обыкновенный дождь, начавшийся робкими, редкими каплями и уже через несколько минут перешедший в настоящий, грохочущий ливень.
Давно бедные жители «Пропитых медяков» и гости квартала так не радовались простым проявлениям сил природы. Повод был незначительным и совершенно естественным, но в этом-то и заключалась его спасительная ценность. Разошедшийся ливень сумел ослабить цепкую удавку страха, грозящего оборвать жизни обладателей наиболее заполошных сердец и окончательно лишить самообладания тех, чей дух оказался покрепче.
Пришедшие в себя раньше других, начали помогать подняться тем, кто не мог встать самостоятельно и продолжал пугливо жаться к земле, укрываясь от нахлынувшей паники и беспомощности. Послышались первые голоса, жалобные всхлипы и даже неуверенный смех. Каждый переживал случившееся по-своему.