— Хватит терпеть происки сибидирского призрака, пора покончить с ним раз и навсегда! Эй, Квари, ты же у нас знаток всякой потусторонней дряни. Даже к главному кордскому храму на ежегодную Ночь Свечей через все королевство ездишь. Как нам избавиться от этого мерзкого духа? — стал допытываться у не ожидавшего такого поворота ежа, рыжий лис, взбешенный тем, как бесцеремонно протащил его по земле какой-то паршивый ветер. Он как раз собрался отправиться домой и уже вышел за дверь трактира, как на него накинулся невидимый, подлый противник. Господин Адам Рилтис, хоть и был рыжим плутом, но никогда не числился в рядах трусов, а потому жаждал немедленного отмщения и был готов расправиться с любым, подвернувшимся под руку виновником.
— Ох, беда! А ведь старик-то был в доме. Не случилось ли чего? И постоялец у него завелся… Уж того-то точно злобный дух прикончил. Ох и беда! — запричитала совсем молоденькая двуликая белка, предпочитавшая пьянству приготовление вкусных и недорогих обедов, но также оказавшаяся под крышей самого близкого заведения в надежде укрыться от дождя и холода.
Обеды от предприимчивой белки, разносил по адресам заказчиков ее младший брат. Возвращался шустрый двуликий бельчонок не только с деньгами клиентов и щедрыми чаевыми, но и с новостями из каждого дома, где нуждались в услугах их крохотного семейного предприятия. Недавние щедрые заказы старика Сибидира радовали беличье семейство чуть ли не больше всех прочих, а потому прекрасно запомнились.
— Да кто бы согласился по доброй воле поселиться в том проклятом дом, милая? Ты бы еще наплела, что постоялец прямиком на чердак въехал! — подвергла сомнениям слова белки пожилая, ворчливая ящерица, потерявшая при падении очки и смотревшая теперь на окружающих с невольным прищуром подслеповатых глаз и привычной долей, плохо скрываемого высокомерия. Ей, как и, любящей посплетничать белке, нечего было делать в питейном заведении госпожи Бурус, но оставаться одной под дождем после пережитого ужаса представлялось весьма сомнительной затеей, а потому она смирилась и гордо задрав нос, приняла участие во всеобщем обсуждении происшествия.
— А вот и не вру я ничего! — запальчиво пропищала оскорбленная до глубины души белка. — Сама посуди, стал бы скаредный старик заказывать у меня обеды для себя? Да еще какие! Требовал все самое лучшее, чтоб без обмана, а после, не торгуясь, платил полновесной монетой. Да Полосатый папаша скорее отправится ловить ворон на соседнем кладбище, чтобы после самолично их запечь, причем желательно в чьей-нибудь чужой печи, а под конец мне же их и продать. Не такой простой енот этот Грэнго, чтобы хоть гнутый гвоздь кому-нибудь за просто так дать, а тут тебе и обеды, и ужины, и даже завтраки, да чтобы все горячее и непременно свежее! — продолжала тарахтеть белка, в красках расписывая свои неоспоримые доводы.
— Не важно все это, есть жилец — нет жильца. Старика нужно спасать, если жив еще, а как окажется, что сам на нас этот страх накликал, пусть и отвечает перед всей улицей, — мудро рассудила госпожа Бурус, успевшая переодеться в целое платье и устыдившаяся своей трусости, а за одно и попыток обвинить во всем Ловца, погребенного вместе с Вельдой еще во времена, когда всех их и близко не было.
Дождь прекратился, двуликие окончательно отошли от потрясения. Самые впечатлительные отправились по домам. Другие, взбодрившиеся после кружки — другой, налитой из большой пузатой бочки, которую выкатил на радостях хозяин трактира «Бурая лапа», отыскав в толпе высыпавших на улицу двуликих, свою непострадавшую воинственную супругу.
Госпожа Бурус поднимала жителей «Битых козырей» на спасательный поход к злополучному дому Грэнго Сибидира. Её речь, подкрепляемая взмахами тяжелой скалки и щедро подливаемым элем, имела большой успех у слушателей и была воспринята, как недурной план к действию.
Вот так и вышло, что Эйнару и Тере, едва избежавшим верной гибели, и только выдохнувшим после сбора вещей, разлетевшихся по всему чердаку, нехотя пришлось принимать новую порцию неприятностей.
Гомон, быстро приближающейся толпы, и шумная возня в доме, не предвещали им ничего хорошего.
Лис тяжело вздохнул и рывком поднялся с подлокотника рассохшегося деревянного кресла. Ему очень хотелось как следует осмотреть свою прокушенную икру, но на это, похоже, не было времени. Пришлось довольствоваться наспех намотанной тряпкой. Волны холода, медленно расползавшиеся от места укуса, причиняли боль, от которой он то и дело морщился.
— Тера, как ты, готова уходить? — бросил он через плечо, ковыляя в сторону люка, оставшегося без стекла и дававшего теперь гораздо больше света. Приходилось опираться на злосчастный лук. Теперь лису даже нравилось, что тетива не приобрела привычного для стрелкового оружия вида, из кордской деревяшки получилась вполне сносная трость, как раз по размеру.