— Плата принята и признана достойной! Будь мудрым в новообретенной вечности и не совершай того, о чем придется пожалеть, когда настанет твой черед отыскать будущего приемника, — раздался из-за спины Теры ровный, сильный голос с явными нотками повелительного снисхождения.
Застигнутая врасплох, она резко дернулась, желая увидеть говорившего, но лишь еще сильнее увязла. Пески беспокойно зашевелились и стали наползать со всех сторон. В ответ на их перемещение чахлое деревце устремилось ввысь, к свету и ветру, у его корней начала зарождаться песчаная воронка, не сулящая Тере ничего хорошего.
В последней отчаянной попытке ухватиться хоть за что-то, она стянула с запястья гроздь каменных светляков, вскинула руку и таки сумела зацепиться одним из привязанных к веревке камней за уносящуюся вверх узловатую ветку. Зыбучий песок нехотя расставался с добычей. Один за другим лопались перетянутые волокна старой веревки. Тера мужественно переносила боль, прогрызавшую кольцевую дорожку вокруг левого запястья и не собиралась разжимать пальцы, чего бы ей это не стоило. По руке потекла кровь, а вслед за ней из-под перчатки съехал серебряный браслет. Тот самый, что она стянула с руки умирающего целителя и одела на руку Тарена. Стоило ей отвлечься на эту странность, как над головой раздался треск, а перед самым ее носом возникла протянутая ладонь.
— Веревка вот-вот треснет, хватайся! — проорал молодой ловчий, опасно свесившись со слишком тонкой для их общего веса ветки. На месте, где должен был располагаться, одетый ею браслет, красовался совсем свежий, приметный по форме ожог. Тера медленно перевела взгляд с протянутой руки на лицо Тарена и прочла в мудрых холодных глазах все то, о чем так искусно лгал взволнованный голос и живая, отражающая все беспокойства мира мимика, присущая настоящему Тарену и так талантливо имитируемая тем, кто ухитрился занять его место. Заманивший ее в ловушку самозванец испугался, что она вот-вот выберется и поспешил довершить начатое. Он желал, чтобы она доверилась ему и отпустила веревку, а после наверняка собирался разжать руку и с удовольствием понаблюдать за тем, как надежно кровожадные пески сомкнутся над ее головой.
— Треснет, — беспечно подтвердила Тера, улыбнувшись лже-Тарену так, как может улыбаться лишь приговоренный к повешенью, увидевший за миг до конца справедливую молнию божественного возмездия, обратившую в пепел наихудшего из его кровных врагов. — И я полечу вниз, а ты — вслед за мной.
Тера сдержала данное обещание и не бросила то, что осталось от молодого ловчего, прихватив с собой покинутое душой тело в самую гущу песчаного безумия. Обращались в мелкую песчаную пыль кости, бревна и тряпки. Раскололось надвое, так и не успевшее дотянутся до дыры в потолке дерево. С шелестом уносился вслед за утихающей воронкой, расползшийся по многочисленным этажам блеклый песок. Ничто больше не напоминало о кровавом побоище или о, скрытом от посторонних глаз под землей, вейнтском поле испытаний. Древняя магия покинула это место и не осталось в нем ничего грозного или пугающего. Все стихло и затаилось.
Дремавший три долгих, мирных столетия Фэррим — древнейший из миров по эту сторону грани, пробуждался от дивных грез о всеобщем благоденствии и прощении. Не с той ноги и не с теми вставал он на путь нового трехсотлетия, не сулившего его молодым, заигравшимся королевствам ничего светлого и доброго. Мудрый старый мир предчувствовал близящийся конец, но не мог и представить, что время это наступит так быстро, а потому не верил в скорый исход и собирался призвать к ответу тех, кто клялся беречь и защищать его до последней капли крови, магии и надежды.