Тайна Ночи Свечей

Ригби не стал просить помощи у богов Шутты, святых и покровителей Дэйлиналя или еще у кого-нибудь, их сомнительная милость была ему ни к чему, не станут мешать — и на том спасибо. Вместо этого он крепко зажмурился, молча досчитал до четырех, представляя лица тех, кем дорожил, резко опрокинул содержимое перстня в рот и стал ожидать действие зелья.

Спустя минуту волна легкости и небывалой силы подхватила его на свой высокий, пенный гребень и понесла прочь от опостылевшего шкафа, в котором все продолжали копошиться безвозвратно потерянные труды, ценимые прядильщиками на вес золота. Он ловко, как резвая заморская обезьянка, вскарабкался на крышу шкафа, уцепился здоровой рукой за цепь и принялся раскачиваться. Когда шкаф достиг максимальной точки, Ригби оттолкнулся и полетел вперед. Снизу раздался первый угрожающий рык и в тот же миг, в сторону Ригби устремилась добрая дюжина гибких длинных стеблей, однако ни один так и не сумел достичь цели.

Преодолев свой рискованный воздушный путь, ловкий шуттанец намертво вцепился всеми конечностями в толстую, проржавевшую цепь, удерживающую под потолком немалый вес величественной масляной люстры. Вздумай он разжечь огонь в этакой громадине, полученного света хватило бы на все подземелье, но это не входило в планы Ригби. Он дождался пока цепь перестанет ходить ходуном, жалобно скрипеть и позвякивать, связанными в единую гроздь стеклянными сосудами, после чего сорвал первый, наполненный маслом шар и метнул в сторону чудовища. Монстр увернулся от снаряда и зло уставился на застывшего под потолком врага. В ответ на ненавидящий взгляд, Ригби лишь улыбнулся и продолжил обстреливать зверя. Но тот оказался слишком вертким и быстрым, его, вставшей дыбом шерсти, достигали разве что редкие осколки и масляные брызги. Ригби трудился без устали, швыряя шар за шаром. Казалось, что неудачи нисколько не задевают его.

Смена, проигрышной на вид тактики, произошла лишь когда в запасе осталось всего два шара — обычный боковой и самый крупный центральный. Первый шар Ригби метнул прямиком в изображенную на картине прядильщицу, чем моментально привел зверя в такую ярость, какой многострадальное хранилище еще не видело. Взбешенный столь кощунственным выпадом врага, зверь позабыл обо всем. Он метнулся к лестнице, загородил собой картину и выпустил в сторону обидчика все свои смертоносные стебли и корни разом, сопровождая атаку неистовым ревом, на что Ригби лишь презрительно рассмеялся, нарочно распаляя ненависть осторожного хищника.

Последовала короткая пауза, в продолжение которой шуттанец успел зацепиться ногами за конец цепи, повиснуть головой вниз и начать раскачиваться, держась за последний, перекатывающийся масляными волнами стеклянный шар. Зверь следил за ним, как завороженный, не смея двинуться с места, а Ригби все продолжал раскачиваться, то подаваясь в сторону зверя, то вновь отдаляясь.

Сколько так продолжалось? Час, день, а может лишь пару минут? Казалось, будто само время обратилось в тягучую сахарную струну, соединив, застывшего внизу зверя, озадаченного двуногим безумцем, и человека, прекрасно знавшего, что произойдет в нужную секунду.

Вверх, вниз, вверх, вниз, вверх и бросок… Последняя стеклянная лампа отличалась толщиной стенок и размерами, именно для нее Ригби приберегал единственную, завалявшуюся в кармане спичку. В последний момент он чиркнул ею об опустевший коробок, пропустил удар сердца в момент ленивого возгорания и уже на лету бросил спичку в отверстие, выпущенной из рук стеклянной посланницы, призванной передать его пламенный привет.

Инстинкты зверя не позволили тому задержаться на пути несущегося навстречу огненного шара. Он ловко вильнул, пропуская снаряд, крутнулся на месте и запоздало понял — нет, не замысел хитрого двуного, а нечто большее. Зверь словно увидел себя со стороны и попытался избежать, уготованной ему незавидной участи, однако не успел. Огненный шар с размаху врезался во вторую ступень, разлетевшись огненными брызгами и сотнями острых, безжалостных осколков.

Замысел Ригби воплотился в жизнь. Обрызганное маслом чудовище вспыхнуло, как факел, послышался новый, еще более мучительный, исполненный боли и ярости вой. Шуттанец не отвернулся и не испытал угрызений совести. Не ощутил он и радостного ликования при виде извивающегося на полу врага, тщетно силящегося сбить, пожиравший могучее тело огонь. Для господина посла любая жестокая расправа была лишь вынужденной необходимостью. Он не был безумцем и никогда не отбирал чужие жизни ради забавы. Производимое насилие не находило отклика в его сердце, от того-то, быть может, его и прозвали Бессердечным, кто знает.

Ригби терпеливо ждал, пока опасный противник испустит дух и наконец освободит ему путь, но этого все не происходило… Зверь катался по полу, натыкался на сломанную мебель, выл, рычал и производил то, о чем Ригби не удосужился подумать заранее.