Тайна Ночи Свечей

— Ради всех святых и покровителей, потухни уже наконец! — в который раз взмолилась Тера, бездумно барабаня узловатым посохом по шатким, криво торчащим из высокой стены камням. Высшие силы, как и прежде, не снизошли, проявив к ее нетерпеливому требованию стойкую, удивительно слаженную глухоту. Иного Тера от них не ждала, а надоедала однообразной просьбой лишь из упрямства и желания отогнать привычным звуком собственного голоса, все возрастающую тревогу.

Оторвавшись через некоторое время от созерцания далекого храма, Тера устало обернулась и вновь окинула мрачную башню оценивающим, враждебным взглядом. Лезть туда, зная, что Верховная все еще контролирует свое ручное, злобно настроенное на стекольщиков живое дерево, совершенно не хотелось. Но кого, при таком скверном раскладе, могли заботить ее желания?

Как и в недавнем случае с набитым золотом кошелем, оставалось ждать внезапного озарения и возлагать все имеющиеся надежды лишь на безотказную врожденную смекалку. О дурацком исходном плане следовало забыть, причем еще в самом начале. Кривобокое лоскутное одеяло, сшитое бесспорно гениальными, но непримиримыми в суждениях о стиле кроя портными, смотрелось кое-как и совсем не грело. Каждый тянул на себя, в тайне надеясь переиграть спорные моменты уже на месте. У нее отчасти получилось, но что у остальных?

Припомнив перепуганные лица стражников, так легко попавшихся на ее маскарад и ладно скроенную байку, Тера удовлетворенно потянулась, посылая светлеющему небу яркую коварную улыбку. Мысль о том, что кордские простаки безропотно извлекли из карманов свое «честно» добытое золото и собственноручно отнесли его, к указанному ею надежному тайнику, согревала душу. Делала незначительными пронизывавший ветер и холодные камни старинной развалюхи, даже вынужденную голодовку, на которую Тера согласилась, чтобы лучше соответствовать изможденному образу северных прядильщиц. Первоклассный трюк, достойный почетного места в ряду ее самых удачных выступлений! Да и что может быть лучше, чем смертельно опасное, мастерски разыгранное представление перед столькими зрителями? Не все же ей молча красться по пустынным крышам, скрыв лицо и позабыв о настоящем веселье?

Тера не выносила скуку, впрочем, так же, как и ее, невесть куда запропастившийся компаньон. О, как бы она хотела отправиться вслед за ним, размять ноги, прекратить любоваться унылым пейзажем ненавистного города! Но нет, хоть одному из них следовало проявлять твердость и не поддаваться соблазнам!

Слегка прищуренный, расфокусированный взгляд переплывал от одного скрюченного деревца к другому, легко перескакивал через пучки пожухлой травы, старательно огибал отталкивающие, угловатые фигуры безумцев, рыщущих в поисках пропитания по пустырю. Прошелся по перекошенным от ужаса лицам детей, провалился в пару-другую ям и уже хотел вернуться к опостылевшей панораме Корды и, удручающе светящемуся фасаду главного храма, как что-то неправильное резануло глаз, заставив переменить расслабленную позу и сосредоточиться.

— А вас-то сюда какая нелегкая занесла? — раздосадовано прошептала Тера, заново отыскав глазами двух нарядных, заплаканных девчушек, старательно протискивавшихся в узкую нишу между полуразвалившейся аркой и, привалившемуся к ней, обломку стены. — От кого это вы так бездарно прячетесь?

Долго ответа ждать не пришлось. Совсем скоро в поле зрения показалась крупная мужская фигура. Новоявленный детский кошмар безошибочно подбирался к тому месту, где притаились маленькие, насмерть перепуганные беглянки. Он точно опытный следопыт время от времени наклонялся к земле и высматривал в пыли едва различимые следы. С каждым шагом его отвратительный лающий смех и неразборчивые обрубки слов становились все оживленнее. Разобрать о чем он говорит не удавалось. Но не оставалось ни малейших сомнений в однозначности дурных намерений и в том, что задуманное непременно удастся, если, конечно, кому-нибудь не взбредет в голову самонадеянно вмешаться, немедленно покинув облюбованную безопасную стену.

О плачевности положения детей свидетельствовало сразу несколько факторов: нешуточные габариты преследователя, обагрённый кровью серп, внушающий трепет своим зловещим видом, и наконец — отчетливо различимая печать безумия, проступившая на безобразном лице маньяка.

За последние часы, проведенные на пустыре сумасшедших, Тера основательно поднаторела в обнаружении скрытых признаков душевного недуга. Некоторые из проходивших вблизи ее стены, выглядели как самые обыкновенные прядильщики. Но стоило понаблюдать за ними чуть дольше и провести пару несложных экспериментов, как становилось понятно — представься им малейший повод и безобидная на вид орава, сцепится между собой и попытается, если не забить друг друга до смерти, то хоть основательно потрепать или на худой конец, покусать. Такими прядильщики нравились ей еще меньше… Лучше уж осознанная подлость и взвешенная находчивость, чем эта бездумная жажда разрушения.