– Ну, теперь уж точно вижу, что к Главному штабу вы никого касательства не имеете.
– Ваша правда, Родион Спиридонович, я следователь Третьего отделения Канцелярии Его Величества.
– Так, собственно, я и предполагал.
Рыжиков вернулся в сопровождении невысокого и настолько худого рекрута, что казалось, он мог бы пролезть и в печное поддувало. Взяв свечу, маломерок осенил себя крестным знаменьем и, придерживаясь за край ямы, осторожно спустился вниз.
– Тут, ваш-благородь, проход завален. Дальше идти никак не можно, – послышалось снизу.
– А что там?
– Мешок с камнями да пуговица охвицерская!
– Давай все наверх.
– Одному мне тяжко будет. Может, веревку опустите? Или лестницу? – жалобно проскулил коротышка.
– Не беспокойтесь, ваш-бла-родь, сейчас исполним, – казак лег на живот перед лазом и прокричал: – Ну, пехота, подавай мешок!
Кряхтя и охая, вояка приподнял поклажу, и сильная казачья рука вмиг вытянула ее на землю. – Пожалте, ваш-благородь. – Следом вылез солдат и протянул надворному советнику посеребренную пуговицу с черными нитками на ножке.
– А как же это ты, служивый, выбраться-то сумел? – прошипел ему на ухо казак.
– А по ступенькам, – хитро улыбнулся тот.
– У, шельма! – пригрозил рядовому великан. – Мог бы и сам вынести!
Самоваров пару раз потянул трубку, но она, так и не ответив ему взаимностью, погасла. Крякнув от досады, он сунул ее в боковой карман и, глядя на полкового интенданта, раздраженно спросил:
– Что скажете?
– Поверьте, ни сном ни духом!
– А у меня, господин Рыжиков, имеется понятие совсем другого рода. А посему вы арестованы. Сдайте оружие.
– Да кто вы такой? Вы даже не имеете права приказывать мне, а не то что арестовывать! – возмутился офицер.
– Имеет, Николай Карпович, имеет. Вы уж мне поверьте, – грустно произнес полковник, и, уже обращаясь к солдату, скомандовал: – Вызовите наряд.
Штабс-капитан снял шпагу и в сопровождении конвоя был помещен в кордегардию 15 .
А в соляном хранилище кипела работа. По указанию надворного советника в помещении установили факелы, и солдаты безостановочно разбирали завал. Им удалось пробиться на целых пять саженей.
Тем временем следователь провел обыск в кабинете арестованного. Под выдвинутой половой доской был обнаружен пистолет, который, как выяснилось, никому не принадлежал. Судя по свежему запаху и следам пороха на стволе, из него совсем недавно производили выстрел. Калибр его полностью совпадал с пулей, со вчерашнего дня покоившейся на дне кармана самоваровского плаща. Найденные в мешке камни имели точно такую же фактуру и серый налет, как и те, что привез с собой надворный советник.
Но вскоре раскопки пришлось остановить – путь преградила тяжелая глыба. В полдень приезжал командующий и, поинтересовавшись успехами, уехал. До наступления темноты оставалось мало времени, и, чтобы успеть засветло, под камень подложили мощный пороховой заряд. Но случилось непредвиденное: от сильного взрыва сдвинулась горизонтальная гранитная скала и заняла место предыдущей, перекрыв подземелье более чем на двадцать саженей. Это выяснилось уже поздно ночью, когда Самоваров приказал делать вертикальные шурфы. Кованые буры выбивали снопы искр и как щепки ломались о твердый гранит. А в довершение ко всем злоключениям на задней стене проявилась глубокая диагональная трещина, угрожавшая несущим стенам. Словно старческая морщина на молодом лице, она уродовала здание. Прекратив работы, уставший и продрогший на пронизывающем ветру следователь отправился к игнатьевскому дому. У самой калитки его окликнули. Повернувшись, он узнал жену Рахманова.
Судя по промокшей насквозь одежде, она давно караулила надворного советника. Дрожа и заикаясь от холода, Катерина вымолвила:
– Люди говорят, будто в соляном с-складе нашли какое-то п-подземелье. Это п-правда, Иван Авдеевич?
Следователь достал из кармана какой-то предмет и передал даме:
– Скажите, Екатерина Петровна, вам знакомо это?
Она поднесла к глазам серебристую офицерскую пуговицу, сжала ее в руке и тихо заплакала. Глотая слезы, вдова еле слышно ответила:
– Это от его мундира… она едва держалась, и Корней попросил ее пришить. Дома не оказалось серых ниток, и я аккуратно, чтобы не было заметно, обмотала ножку пуговицы черными. Я могу оставить ее себе?
– Безусловно. – Чтобы как-то утешить убитую горем женщину, Самоваров сказал: – Генерал пообещал выплатить вам жалованье мужа за истекший месяц.
– Спасибо, Иван Авдеевич. Храни вас бог.
Накинув капюшон, Рахманова удалилась.
Спустя четверть часа надворный советник провалился в мягкую, невесомую бездну сна и уже не слышал, как в окна стучался проливной ноябрьский дождь и бесцеремонный степной ветер пытался распахнуть парадные двери. Не найдя пристанища в домах обывателей, стихия вымещала злобу на случайных прохожих и гарнизонных часовых, тихо дремавших в полосатых будках.
16 Отъезд
I
Ливень шел не переставая второй день. Самоваров смотрел на летящие потоки воды сквозь стекла генеральского дома, ожидая окончания военного совета и личной аудиенции командующего.