Тайна Пушкина. «Диплом рогоносца» и другие мистификации

Приведенный нами текст посвящения несколько отличается от текста белового автографа Пушкина, который был принят пушкиноведением за окончательный в первой трети прошлого века и который цитировали некоторые участники сборника. В беловике посвящения строка «Как некогда его любовь» была записана в варианте: «Как утаенная любовь»; этот вариант и стал второй отправной точкой поисков, одновременно давши обозначение и этой проблеме, и целой литературе о ней. Расшифровка адресата посвящения стала другим камнем преткновения для пушкинистов. «Кому посвящена „ПОЛТАВА“ — неизвестно, — еще до публикации статьи Щеголева „Утаенная любовь“ писал Лернер в работе „Труды и дни А. С. Пушкина“, — и нет возможности установить имя той, воспоминание о которой было „сокровище, святыня, одна любовь души“

поэта. Посвящению „ПОЛТАВЫ“ суждено остаться одним из таинственных, „недоуменных мест в биографии Пушкина“».

IV

Большинство исследователей связывали N.N. «донжуанского списка», по времени приходившееся на 1817 год (если считать, что список был составлен в соответствии с хронологией), с «утаенной любовью» посвящения «ПОЛТАВЫ»

(1828), обращенного и в «настоящее», и в «прошлое». Так, например, Губер в книге «Донжуанский список Пушкина» писал: «Как нельзя более вероятно, что „ПОЛТАВА“ посвящена той, которую поэт не захотел назвать полным именем, перечисляя объекты своих былых увлечений»; Я. Л. Левкович в упомянутом сборнике, заканчивая свою статью «„Донжуанский список“ Пушкина», о самом словосочетании «утаенная любовь» писала, безо всякого сомнения объединяя наши «отправные точки» в одну: «Из белового текста „Посвящения“ Пушкин его убирает, отдавая последнюю дань „утаенной любви“ в загадочных буквах N.N. своего „Донжуанского списка“».

Существуют и «промежуточные» версии. Отсутствие посвящений к большому количеству пушкинских стихов, содержащих мотивы воспоминаний о былой любви, дали повод к созданию не одной легенды о «единой, вечной, утаенной и отвергнутой любви Пушкина», которая с его стороны продолжалась если и не всю жизнь, то в течение многих лет, вне зависимости от того, кто скрывается под инициалами N.N. «донжуанского списка» или кому посвящена «Полтава». Анненков считал, что Пушкин на Юге встретил «то загадочное для нас лицо или те загадочные лица, к которым в разные эпохи своей жизни обращал песни, исполненные нежного воспоминания, ослабевшего потом, но сохранившего способность восставать при случае с новой и большой силой»; Анненков связывал это «лицо» с кишиневским периодом жизни Пушкина и относил к нему стихотворения «Под небом голубым…», «ПРОЩАНИЕ»

и «ЗАКЛИНАНИЕ», а Бартенев считал, что эта «утаенная любовь» относится ко времени пребывания в Крыму и называл ее «южной любовью»: «К воспоминаниям о жизни в Гурзуфе несомненно относится тот женский образ, который беспрестанно является в стихах Пушкина, чуть только он вспомнит о Тавриде, который занимал его воображение три года сряду, преследовал его до Одессы и там только сменился другим».

«Что в жизни Пушкина была… „вечная“, таинственная любовь, — писал Гершензон, называя ее „северной любовью“, — это не подлежит сомнению: она оставила много следов в его поэзии. Но, как справедливо указал уже П. Е. Щеголев, женщина, внушившая Пушкину эту любовь и, по-видимому, отвечавшая ему взаимностью, рано умерла. Чрез все позднейшее творчество Пушкина, начиная с 1825 года (отрывок: „Все в жертву памяти твоей“), проходит ряд пьес, вдохновленных воспоминанием об умершей женщине. Такова, кроме названного сейчас отрывка, в особенности трилогия 1830 года: „РАЗСТАВАНИЕ“ (имеется в виду стихотворение „ПРОЩАНИЕ“. — В. К.), „ЗАКЛИНАНИЕ“

и „Для берегов отчизны дальной…“. Тайна, которою Пушкин окружал эту любовь, позволяет думать, что как раз имя этой женщины он скрыл под буквами N.N. в составленном им списке женщин, которых он любил». Гроссман считал таинственной любовью Пушкина Софью Потоцкую, Цявловская — Елизавету Воронцову, а Яшин — Каролину Собаньскую.

Эта глава и является попыткой ответа на оставшиеся открытыми вопросы по поводу как «вечной» или «утаенной любви» Пушкина, так и скрытой под N.N. любви «донжуанского списка», а также на вопрос, является ли эта проблема столь важной в процессе изучения жизни и творчества Пушкина, чтобы пушкинистика занималась ею в течение почти 200 лет. Разумеется, ответ на последний вопрос проще получить, ответив на предыдущие.

Во избежание недоразумений, для исключения терминологической путаницы, я в дальнейшем «утаенной любовью» буду называть адресата посвящения «ПОЛТАВЫ» (как это и общепринято), а для женщины, скрытой Пушкиным под инициалами N.N., буду использовать выражение «тайная любовь». При этом я исхожу из следующих «начальных условий»: