Тайна Царскосельского дворца

— О, конечно, не ко всем! Есть лица, которых я очень люблю, но эта немка к их числу не принадлежала и не принадлежит.

— И вас даже не интересует вопрос о том, какая судьба постигла ее?..

— Нимало… Какое мне дело до ее судьбы? Не лично я выбирала ее, и до ее исчезновения мне нет ни малейшего дела! Это все, что вам, ваше величество, угодно было сказать мне? — обратилась принцесса к Анне Иоанновне.

— Да, все!.. Если ты желаешь, то можешь навести справки.

— О ком? Об этой пропавшей немке? О, для меня, пожалуйста, не беспокойтесь. Ее появление нимало не порадует меня, а исчезновение нимало не огорчает!

Сказав эти слова, Анна Леопольдовна почтительно подошла к руке тетки и, едва ответив на поклон Бирона, вышла из комнаты.

— Принцесса с каждым днем делается все… самостоятельнее и самостоятельнее! — насмешливо заметил Бирон.

— Пора! — холодно проговорила императрица. — Не век же на помочах ходить; довольно и того, что замуж она выходит по чужой воле. Нельзя же во всем вечно ее волю ломать!

— Вы позволите мне во всяком случае принять все нужные меры к выяснению подробностей таинственного исчезновения камеристки ее высочества?

— Ах, ты опять об этой немке? Сделай одолжение, разузнавай все, что хочешь. Да и на что тебе в этом случае мое особое разрешение? Ты, мне кажется, всегда распоряжался вполне самостоятельно.

Бирон удалился сильно взволнованный. В том твердом и властном тоне, каким говорила с ним императрица, он вовсе не узнавал всегда согласной с ним и почти покорной ему Анны Иоанновны. Он чувствовал, что почва начинает колебаться под его ногами…

Вместе с тем и тревога за судьбу красивой камеристки начинала понемногу проникать в его эгоистическое сердце. Он не любил Регины Альтан — нельзя было назвать любовью то чувство, какое он питал к ней, — но во внезапном исчезновении его фаворитки он чувствовал существенный удар, нанесенный его могуществу, а с этим он легко помириться не мог и не хотел.

XXII

СТРАШНОЕ ВИДЕНИЕ

Лето прошло скучно и томительно. Императрица все чаще и чаще недомогала, и Бирон, опасавшийся за горький исход болезни, всеми силами настаивал на скорейшем совершении брака принцессы Анны Леопольдовны с принцем Антоном Ульрихом.

Сама принцесса всячески восставала против этого брака, жених же относился к нему со своим неизменным равнодушием.

С переездом в Петербург было назначено окончательное разрешение вопроса о браке, на котором императрица настаивала под влиянием Бирона еще зимою, но который принцессе всеми силами и настоятельными просьбами удалось отсрочить до следующего лета.

В Сарынь решено было летом не возвращаться. Императрица внезапно охладела к своему капризу, и уже все думали, что постройки в Сарыни будут совершенно заброшены.

Однако это мнение оказалось ложным: дворец был достроен, но императрица, по настоянию Бирона собравшаяся взглянуть на законченные здания, как-то неохотно обходила все помещения нового дворца, а от посещения левого флигеля наотрез отказалась. Она сказала, что и так уже устала, и настояла на том, чтобы в тот же вечер вернуться в Петербург.

От Бирона не ускользнули ни эта чрезмерная торопливость, ни это загадочное отвращение к одному из флигелей нового дворца и по дороге в Петербург он внезапно предложил императрице в тот же вечер, по возвращении, подарить дворец принцессе Анне Леопольдовне в виде свадебного подарка.

Такое предложение удивило государыню.

— Что это тебе вздумалось? — спросила она. — Я строила дворец для себя.

— Но он, видимо, не нравится вам, ваше величество, и вряд ли вы когда-нибудь будете жить в нем.

— Все это твое воображение! — повела плечами императрица и поспешила перевести разговор на другой предмет.

Зимой было начато приготовление богатого приданого, которое императрица готовила племяннице; но принцессу Анну не занимали ни пышные наряды, ни крупные и дорогие бриллианты, над шлифовкой которых трудился и работал любимый ювелир императрицы, француз Позье, лучший и искуснейший из мастеров своего времени. Бриллианты и драгоценные камни при русском дворе превосходили все то, что могли представить в этом смысле сокровища всех современных дворов, и иностранные ювелиры не могли достаточно надивиться на все те сокровища, какие доверялись им, когда их призывали работать для русского двора.

Среди зимы, перед самым Рождеством, внезапно завернула оттепель и поднялась такая непогода, что выдавались дни, в которые сообщение по улицам столицы делалось почти невозможным.

В эти дни императрица страдала особенно сильными припадками удушья и меланхолии, почти не оставлявшими ее в последние годы. Анна Иоанновна предчувствовала свою близкую кончину и все чаще и чаще задумывалась над роковым моментом.

Принцесса Анна, понимая положение тетки, как будто начинала если не примиряться с ожидавшим ее супружеством, то покоряться его неизбежности, а внезапный случай, историческая справедливость которого была подтверждена многочисленными свидетелями, еще сильнее укрепил принцессу в намерении всячески успокоить государыню и ничем не отравлять конца ее жизни.