– Не знаю, какая муха укусила Рауля, – говорил он, садясь. – Что значат все его странности и его трагический вид? Это для меня тайна. Отчаяние его естественно, он так любил свою мать, но тем не менее покидать из-за этого свой дом, жену, ребенка… Это преувеличение. И что это за таинственное совещание, на которое он нас всех созвал? Ничего не понимаю.
– Сейчас все узнаем, – ответил Рудольф, прислушиваясь, – вот подъехала его карета.
Минуту спустя вошел бледный Рауль.
– Успокойся, друг мой, – сказал старый граф, дружески пожимая ему руку. – Мы бессильны перед законом природы. Но скажи, зачем ты нас собрал?
Князь оперся о стол и с минуту молчал.
– Я собрал вас, – начал он наконец, – чтобы вы были судьями оскорбления, нанесенного мне Валерией. Я ставлю ее перед семейным судом, так как клятва, данная мною покойной матери, не позволяет мне публично отвергнуть преступную жену, которая дерзнула прикрыть моим честным именем ребенка, прижитого с евреем.
Глухое восклицание вырвалось из груди Валерии. Рудольф побледнел и отшатнулся, а старый граф вскочил с места.
– Это клевета! Где доказательства такого невероятного обвинения?
– Взгляните на вашу дочь. Разве виновность не написана на ее лице? – сказал Рауль, дерзко смеясь и рукой указывая на бледное как смерть лицо Валерии, которая, чтобы не упасть, ухватилась за спинку кресла. – Впрочем, я имею доказательства более существенные. От меня скрыли многие обстоятельства, предшествовавшие моему супружеству, но вам, отец, я не ставлю это в упрек. Я вас понимаю и нахожу естественным, что такой кровный аристократ, как вы, предпочел иметь зятя дворянина, а не еврея. Но для Валерии нет извинений, она обманула меня, выходя за меня замуж. До ее отъезда в Италию я откровенно спросил ее, не жалеет ли она своего прежнего жениха. Она сказала мне «нет»! И несмотря на это не постыдилась, едва вытащенная из пруда, вырвавшись только что из объятий своего любовника, протянуть мне свою руку, принести ложную клятву перед алтарем и выдать ребенка банкира за моего сына.
– Рауль! – воскликнула Валерия вне себя. – Клянусь тебе спасением души моей, что я невиновна, что я никогда не принадлежала банкиру.
В этом крике прозвучала такая правда, что князь на минуту поколебался.
– Невиновна! – насмешливо сказал он. – Ты, которая, позабыв чувство стыда и собственного достоинства, в подвенечном платье бегала в дом молодого человека, который был тебе уже чужим? Невиновна ты, которая через год после свадьбы носила медальон, где с одной стороны был портрет мужа, а с другой волосы и портрет любовника?
Он вынул из кармана злополучный медальон, открыл его и, положив возле портрета маленького Амедея, сказал:
– Судите сами об этом. Сличите эти два портрета, и у вас не останется никакого сомнения насчет происхождения маленького князя Орохай.
Старый граф побагровел, глаза его налились кровью, он бросился на дочь и так схватил ее за руку, что она упала на колени.
– Признайся в своей вине, негодная, опозорившая наше имя! – крикнул он, продолжая с ожесточением ее дергать.
– Не троньте ее! – сказал Рауль, бросаясь к жене, и оттолкнул руку графа, помогая Валерии встать. – Я один бы имел право мстить, но отказался от этого права. Моя дорогая мать, умирая, просила меня пощадить жену и ребенка. Из уважения к этой предсмертной просьбе, а также для ограждения чести моего и вашего имени я буду молчать, не разойдусь с Валерией. Но я не могу жить с ней, между нами разверзлась пропасть; мир и доверие убиты навсегда. Сегодня я был у командира и подал в отставку. Через неделю, думаю, мне можно будет уехать под предлогом путешествия, ребенок же останется при матери, и…
Валерия, бледная, чуть живая, безмолвно слушала его; но при последних словах она схватила руку князя и голосом, проникнутым глубоким чувством правоты, проговорила:
– Ах, Рауль, если бы ты знал, как несправедлив ко мне. Вся моя вина в том, что я носила этот медальон, но я полагала, что Мейер умер, когда дала в Неаполе вставить его портрет в медальон, который ты мне подарил, а потом не знала, как его вынуть. Давно уже сердце мое не принадлежит ему и воспоминание о нем для меня – тяжелый сон. Сходство ребенка с ним – непонятная злая случайность, так как я всегда была верна тебе. И если есть правда у Бога, то невиновность моя будет доказана, и тогда ты поймешь, что совершил преступление, не признав ребенка за своего сына. Клянусь тебе еще… – Она не договорила, порывисто прижала к сердцу руку, голова ее запрокинулась. Она упала бы на пол, если бы Рауль не подхватил ее.
С помощью Антуанетты Рудольф отнес сестру в ее комнату, а Рауль подошел к расстроенному графу, который бессильно опустился в кресло.