Тайная сторона Игры

— А что… Нам мужики нужны. Народу в Рамони повыбило изрядно, а кто и просто в город утек… А картины? Надеяться можно?

— Надеяться нужно! Немедленно, сегодня же приготовьте просторный и крепкий ящик для холстов, стружки сухой — пересыпать. Сани и пара коней чтоб наготове были — в город отвести.

Николай ушел, оставив Арехину ключик от панельки дубовой.

— Ты действительно найдешь картины так скоро? — спросила Анна.

— Вреда от того, что ящик подготовят, точно не будет.

— А как умно ваше правительство с писателями придумало! Хорошо бы так во всем мире устроить.

— Коминтерн и устроит, — ответил Арехин. — правда, это не правительство придумало, а я — сейчас. Пусть рамонцы порадуются.

— Зачем?

— Радоваться зачем? Чтобы душе лучше было. Вдруг и здешний кто решится в писатели. Или, наоборот, порадуется, что писатель вместе с ним землю пахать будет. Все надежда. Мечта. Человек за мечту горы может своротить, — они вышли, прошлись вокруг замка. Дошли до завода, потом спустились к реке. С реки замок казался чудесной игрушкой, о чем не преминула сообщить фройлян Рюэгг.

— А он и был игрушкой. Построили его недавно, чуть более двадцати лет назад. Деньги у Ольденбургских были, деньги просто громадные, вот и решили поиграть в розенкрейцев-мальтийцев-тамплиеров. Во всех разом. В память о предке Павле. Тот инженерный замок выстроил, большой, мрачный. А здесь — маленький, веселый, но тоже набитый секретами.

— Секретами?

— Как же без этого? Потайные двери, комнаты, подземные ходы, алтари Древних Богов…

— Ты о них знаешь наверное?

— Больше догадываюсь. И то, потому что уж больно много таинственности напускали. ещё из Ольгино подземный ход есть, я даже видел, как его рыли. Открытым способом, сначала выкопали громадную канаву, или ров, обделали ее, затем перекрыли плитами и землей присыпали, в полтора аршина, и, кусты насадили, деревца… Год тогда был голодный, мужики со всей губернии приходили, ища, как на кусок хлеба заработать. Быстро сделали. Отделкой, понятно, немецкие мастера занимались, гранит по реке доставляли, мрамор… Подвесная дорога была, грузовая. По ней на завод свеклу пускали. Гранит до завода на особой платформе поезд довозил, а наверх — по той же подвесной поднимали. Своды строили, лучшим цементом крепили, денег не жалели. Столько труда, а тут — война, революция.

— Их всех убили?

— Нет. Никого не убили. В обществе — я говорю о дворе — на Ольденбургских смотрели, как на странных чудаков, чтобы не сказать крепче. В них, мол, продолжает жить Павел Петрович. Как же — институт экспериментальной медицины открыли, с вурдалаками борются, бессмертия ищут, машину времени изобретают, машину пространства тож… Забавники.

Войну генерал Петр Александрович провел при Верховном главнокомандующем, однако все Ольденбургские осень семнадцатого встретили во Франции. Более того, ещё до войны Ольденбургские объявили себя банкротами, и завод с кондитерской фабрикой по очень выгодной для банкротов цене был выкуплен казною.

— А зачем?

— А затем, что после этой операции у них появились наличные деньги — миллионы франков.

— Почему франков?

— Потому что швейцарские банки любят франки, а капиталы свои они перевели в Швейцарию.

— Очень предусмотрительно.

— Так же, как и покупка кое-какой недвижимости в Каннах.

— Они словно предвидели войну.

— И войну, и октябрь семнадцатого. Потому что к этому времени все они оказались вне России.

— Потрясающе. А ты откуда знаешь об этом? От Чека?

— От батюшки. Он был финансистом и оказал кое-какую практическую помощь в переводе капиталов Ольденбургских, — о том, что батюшка и сам вложил пару миллионов рублей в предприятия господина Форда и прочих американских промышленников, Арехин предпочел умолчать. Незачем смущать чистую душу швейцарской революционерки…

8

Градусник на балконе бельэтажа показывал уже двадцать пять градусов ниже точки замерзания воды. Термометр старый, дореволюционный, меряет по Реомюру, а по стоградусной шкале Цельсия и все тридцать выходит. Верна, верна примета: снежный нетопырь к беде, всё спасение в еде.

Утреннего остатка на обед не хватило. Ничего, помог кусок московского окорока, привезенный из первопрестольной, вдвоем, считай, почти фунт съели незаметно. Плюс луковицу на двоих. Амбре, не амбре, но когда пахнут оба, не пахнет никто. Мороз крепчает, потому и ответные меры усиливаются.

После обеда пришел библиотечно-чекистский возница. На ногах стоял, но изъяснялся туманно. Доложил, что лошадь вчерашний переход пережила, но нуждается в полноценном отдыхе весь день. Овса ему дали, без обману, хороший овес. А как не дать, если и сам он рамонских кровей, и Николаю Паринову приходится троюродным дядькой? И потому почистит лошадь ещё раз, укроет ее попоной, засыплет овса соразмерно и пойдет, разузнает насчет пропавших в Глушицах москвичей, вы ж за своими приехали, а картины так, для отводу глаз, верно? И не смейтесь! Потому как узнавать он будет не у абы кого, а все ему расскажет родная тетка, которая первая ведьма по всей губернии. Сегодня в полночь по книге Ефрема узнает да и расскажет.