Негласный и гласный надзор являлись средством предупреждения политических преступлений. Действия по осуществлению надзора носили профилактический и репрессивный характер, являлись основанием для ведения разработки или привлечения к уголовной ответственности. Вместе с тем надзор позволял учитывать и анализировать «состояние умов» и империи. Он являлся важным источником осведомления политической полиции.
Таким образом, дознание реализовало данные розыска, превращая секретную информацию агентурных донесений в протоколы дознания. Оно позволяло уточнить и развить имеющую информацию. В дознании просматриваются две стороны. С одной – оно служило для прикрытия и развития розыскных данных, а с другой – обеспечивало судебное разбирательство.
На основании данных дознания осуществлялась судебная или не судебная расправа: гласный или негласный надзор. Их материалы являлись осведомительным источником для охранки, ориентиром для дальнейшей работы по этому лицу. Отсюда следует, что политический розыск – это не только обнаружение, разработка, учет розыскных данных, но и их оперативная реализация и политический контроль за «состоянием умов». Он являлся важнейшей функцией политической полиции, направленной на обеспечение безопасности существовавшего политического режима. В своем развитии «политический розыск» прошел сложный путь становления и развития. Отдельные оперативно-розыскные действия формировались в стадии или этапы, создавая тем самым «розыскной процесс».
Развитие революционного движения вызывало к жизни потребность управлять политическими процессами и народными массами, прибегая к созданию «параллельных» организаций, проведению идеологических диверсий и специальных операций.
Важной составной частью розыска является формирование информационно-аналитической службы, создание системы различных учетов. Все это приводит к выводу о том, что к моменту свержения самодержавия в России сложился, хотя теоретически не оформился, «политический розыск» как многогранная функция политической полиции, направленная на обеспечение безопасности политического режима самодержавия.
Политическая полиция действовала вполне эффективно, но конечный результат ее деятельности зависел от политического режима и поддержки его народными массами.
Е. И. Щербакова
«Неурожай от Бога, а голод от правительства»
Фраза, вынесенная в заголовок, приводится в документах Департамента полиции как цитата из оппозиционной прессы[221]
, но вполне адекватно отражает крестьянское восприятие действительности. Правительству и помещикам, как проводникам его воли на селе, не доверяли, в самых, казалось бы, благих намерениях власть предержащих искали подвох. Это проявилось и во время отмены крепостного права и во время осуществления следующей масштабной аграрной реформы – столыпинской.Всеподданнейший отчет III отделения за 1861 г. сообщает: «…Крестьянами постоянно выражалась непоколебимая вера в Царскую волю. Одно опасение уклониться от оной и вновь подвергнуться крепостной зависимости доводило их до ослушания по сомнению вообще в помещиках и чиновниках, которых они во многих местах обвиняли в сокрытии настоящего Манифеста. Это сомнение подкрепили впоследствии разнесшиеся повсюду слухи, что по истечении 2-х летнего срока будет объявлена новая полная воля с дарованием земли, и что этого права будут лишены те, которые согласятся на предлагаемые теперь помещиками условия»[222]
. Реализация столыпинской реформы тоже, как известно, была связана с немалыми трудностями. Причем исходили они не от бюрократических препон, как это обычно случается в нашем царстве-государстве, а от самой деревни, усугубляясь различными слухами, которые, как и раньше, могли носить самый фантастический характер.Политическая полиция, всегда озабоченная этим предметом, слухи тщательно фиксировала, и в нашем распоряжении имеется чрезвычайно информативный источник – отчеты о настроениях населения, которые составлялись в 1909–1915 гг. (Ф. 102. Оп. 255. Д. 54–58). Эти отчеты (или отзывы) ежемесячно направляли в Департамент полиции губернаторы в связи с распоряжением председателя Совета министров и министра внутренних дел П. А. Столыпина (циркуляры от 8 мая и 16 ноября 1907 г. за № 290 и 695).