В Департаменте полиции отмечали также нежелание части крестьян укреплять в собственность свои наделы, объясняя это явление не пропадающей у крестьян надеждой получить помещичьи земли даром. Кроме того, Департамент признавал, что спокойным настроение населения можно было признать «лишь по видимости», и «затаенная злоба беднейшей части крестьян в отношении состоятельного класса населения не прекращается». Память о 1905 годе была еще слишком свежа, чтобы можно было сбрасывать со счетов возможные последствия крестьянского недовольства.
Искали и внешние источники, подогревающие напряженность в деревне. Среди них «возвращение на родину административно-высланных»[227]
– заведомо вредоносных элементов, и слухи о предстоящем в 1912 г. «отобрании земли у помещиков», которым оставят одни лишь усадьбы. Этот слух впервые зафиксирован летом 1911 г. все в той же беспокойной Нижегородской губернии. К сентябрю 1911 г. слух конкретизировался. В Тверской губернии говорили, что «крестьяне-общинники получат дополнительные наделы и что на эти наделы будут обращены казенные, удельные и помещичьи земли». С распространением этой молвы связывали ухудшение отношения крестьян к крупным земельным собственникам.Представляется, что, так же как и много лет назад, крестьяне ждали улучшения своего положения от щедрот царя-батюшки в связи с различными юбилейными датами, которых на ближайшее время приходилось целых две – 100-летие Отечественной войны 1812 г. и 300-летие Дома Романовых. Ждали как минимум «сложения недоимок»[228]
, такое действительно случалось, например, при восшествии на престол нового императора. Однако Департаменту полиции удалось обнаружить форменную диверсию со стороны Всероссийского комитета партии крестьян – организации со штаб-квартирой в Москве, которая возникла, как и многие другие вполне легальные общества, после Манифеста 17 октября 1905 г., провозгласившего свободу собраний и союзов.В Департаменте полиции предполагали, что «означенные толки появились, по-видимому, вследствие рассылки из Москвы Всероссийским комитетом партии крестьян, объединенных на почве Высочайшего Манифеста 17 октября, анкетных листков»[229]
. В анкетах, которые были распространены по волостным правлениям в количестве 30 000 экземпляров, на сельских и волостных сходах предлагалось обсудить вопросы, «совершенно недопустимые и могущие вызвать смуту в крестьянской среде», а именно – малоземелья, обременительности податей, отношения к крупным землевладельцам. Крестьяне должны были сообщить о результатах обсуждения «Всероссийскому комитету партии крестьян, объединенных на почве Высочайшего Манифеста 17 октября» и уведомить, пришлет ли то или иное сельское общество делегатов на съезд партии, который планировалось провести в январе 1912 г. В предисловии к анкете говорилось, что крестьянам необходимо объединиться для выборов в IV Думу и послать туда своих представителей.Партию, как угрожающую общественному спокойствию, естественно, немедленно закрыли. А на места полетел циркуляр от 12 сентября 1911 года г. за № 58977, в котором губернаторам настоятельно рекомендовалось не допускать распространения этих анкет и обсуждения их на крестьянских сходах.
Во Владимирской губернии тревожные слухи приобрели новый аспект. Там рассуждали о том, что «будто бы депутаты Государственной Думы передавали летом, что ими внесен законопроект о принудительном отчуждении помещичьей земли в пользу крестьян, но законопроект этот нынешней Думой „положен под сукно“, новою же Думой будет рассмотрен в первую очередь»[230]
. Действительно, грядут думские выборы и брожению в крестьянской массе можно найти еще одно объяснение – предвыборную агитацию. К примеру, в Воронежской губернии циркулировали слухи о предстоящих в 1912 г. повсеместных забастовках, с помощью которых социал-демократическая партия при содействии «настроенных будто бы против правительства войск» выведет крестьян из угнетенного положения.