Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

Если довести мысль автора отчета до логического завершения, получится, что чем народ темнее, тем он спокойнее. Наверное, в сущности, так оно и есть, недаром еще древнекитайские легисты руководствовались в своей деятельности принципом «слабый народ – сильное государство». Действительно, как уже упоминалось, крестьяне были в курсе мировых событий и вполне могли подвергнуться влиянию антиправительственной агитации левой прессы. В Казанской губернии была «задержана группа местных крестьян, певших марсельезу», а также «пришлый из Симбирской губернии портной, распространявший слух о предстоящем „бунте, как в Китае“»[248].

Не раз проскальзывали в крестьянской среде и слухи о возможной войне с Китаем или с Турцией. Возможно, это связано с тем, что вооруженное вмешательство Российской империи сыграло большую роль в подавлении Конституционной революции в Персии, и крестьяне могли решить, что подобных мер от российских властей потребуют события в Турции и Китае. К тому же любая война напрямую касается крестьянства, как основы армии.

Что же касается отношения крестьян к выборам в Государственную Думу как проявления их сознательности и «политической грамотности», отчеты с мест сообщают довольно противоречивую информацию. Киевляне вообще путаются в показаниях. В отчете за февраль 1912 года сказано, что «к предстоящим выборам в Государственную Думу крестьяне относятся безразлично, в среде же фабричных рабочих, наоборот, замечается пробуждение интереса к таковым». Отчет за март того же года гласит: «Предстоящие выборы начинают интересовать крестьянство, недовольное III Государственной Думой, не оправдавшей его надежд на проведение земельных реформ, но стремления к блоку с другими сословиями пока не замечается. Рабочие выборами мало интересуются»[249]

. Ближе к лету интерес к выборам падает повсеместно, ибо в народе «считают, что IV Дума будет походить на свою предшественницу»[250].

Слухи же о долгожданном «Всемилостивейшем Манифесте» постепенно затихают, появляясь все реже и реже лишь в некоторых губерниях, например, в Московской, Новгородской, Херсонской и Черниговской. Причем теперь, весной 1912 г., исполнение народных чаяний переносится уже на 1913 г.

Вообще, в это время года крестьянам точно не до политики – начинаются полевые работы. В середине лета в Поволжье опять случился неурожай, и «интерес крестьянских масс сосредоточился на стремлении покрыть продовольственную потребность». Именно это позволяет местным властям с удовлетворением заключить, что «общее настроение сельского населения, все внимание которого сосредоточено на полевых работах, было спокойное»[251]

.

Но зато именно весной и летом всегда активизировалось противодействие столыпинскому землеустройству. В Суздальском уезде Владимирской губернии был случай самовольного запахивания крестьянами общинниками земель их односельчан-отрубников. Наблюдалась и агитация против выхода домохозяйств на отруба, и оскорбления землемера, и уничтожение межевых знаков. В Казанской губернии «среди крестьян разных уездов проявилось в резких формах недовольство правительственными мероприятиями по землеустройству, выразившееся в сопротивлении выходу односельцев на отруба, противодействии работам землемеров, оскорблениях должностных лиц … и угрозах по адресу отрубщиков. В Козьмодемьянском уезде такое движение охватило 77 селений, противодействовавших вымежеванию нескольких деревень из общего владения… В общем однако крестьяне в предвидении хорошего урожая держатся большею частью спокойно». В южных губерниях – Херсонской, Черниговской, Киевской, Волынской – отмечены подстрекательство к отказу от выхода на отрубные участки, сопротивление чинам межевого ведомства, недовольство выходом односельчан на хутора и деятельностью Землеустроительной комиссии, поджоги частных имений, потравы и пограничные столкновения, самовольный выпас скота и рубка леса в землевладельческих угодьях[252].