Так на белостокском направлении началась боевая деятельность в Великой Отечественной войне будущего генерал-полковника С. С. Бельченко.
Н. С. Кирмель
Командировка в шесть веков назад
В полдень зависающее в зените солнце выжигало все живое на земле. Выгорела трава, на деревьях желтели листья, умолкали и куда-то прятались птицы, даже война приостановилась на несколько часов, давая людям передышку между боями.
Сидя в своем кабинете и утоляя жажду ароматным чаем, майор Владимир Бугреев просматривал поступившие донесения. Не успел он дочитать бумаги, как на пороге появился офицер афганской контрразведки:
— Шурави, третья рота 18-го пехотного полка вышла из повиновения. Солдаты выгнали своих командиров и заняли оборону в крепости.
— Соберите офицеров. Сейчас выезжаем, — распорядился советский контрразведчик.
Спрятав в сейф документы, Владимир Иванович привычным движением забросил на плечо неразлучный АК-74 и, прихватив с собой несколько запасных магазинов, быстро вышел из кабинета.
Натужно ревя задыхающимися от жары моторами, два уазика карабкались по петляющей в горах дороге. Майор Бугреев ехал вместе с переводчиком-таджиком, афганскими солдатами — водителем и охранником. Уже не одну сотню километров исколесили они по опасным дорогам войны, рискуя попасть в засаду или наехать на мину. Каким-то чудом всегда уходили невредимыми от минометного обстрела. Везло, наверное. А может быть, всемогущий аллах берег от гибели. Трудно сказать.
Глядя через окошко на выжженную землю, майор Бугреев с грустью вспомнил оставшихся в Союзе мать, жену, двоих детей и младшую сестру. Перед командировкой даже с семьей попрощаться как следует не успел. Оставил дома Надежду Анатольевну с пятилетним сыном и трехлетней дочерью.
…Нахлынувшие воспоминания прервал легкий толчок остановившегося автомобиля.
— Кажись, приехали, — прокомментировал переводчик.
Офицеры и солдаты увидели со всех сторон окруженную бэтээрами мрачную глиняную постройку, чем-то напоминающую крепость. А вокруг стояла зловещая тишина…
Владимира Ивановича и его спутников встретили несколько знакомых офицеров из штаба афганской дивизии, командир взбунтовавшейся роты и сразу ввели в курс дела. О ЧП в дивизии было доложено в Кабул, руководству МО Афганистана. В период войны не церемонились. От командования афганской армии поступил приказ: в случае отказа подчиниться — роту уничтожить. Зная эти обстоятельства, майор Бугреев предложил послать парламентера из числа солдат. Тот скоро вернулся и передал требования бунтовщиков: «Будем разговаривать только с русским офицером. Пусть приходит без оружия».
Советник и переводчик сложили в машине автоматы и гранаты, на всякий случай оставив при себе лишь пистолеты. Каждый хорошо знал: живым лучше не попадаться.
Пришедших молча впустили в крепость. Ворота сзади зловеще заскрипели, и два автоматчика остались за спиной.
Внутри двора стояли и сидели, по-мусульмански скрестив ноги, грязные, заросшие щетиной солдаты. У некоторых автоматы лежали на коленях, а самые недоверчивые направили стволы на вошедших. Было необыкновенно тихо. На приветствие «Салям аллейкум» никто не проронил ни слова.
— Плохо дело, Владимир Иванович, — шепнул переводчик, — ни ответа, ни привета, сесть не предложили. Это дурной знак.
Понимая, что Восток — дело тонкое, Бугреев начал осторожно говорить о войне, воинском братстве, боевых традициях дивизии и погибших за дело революции товарищах. Три часа длился монолог перед бунтовщиками. Переводчик, блестяще знающий язык и обычаи афганцев, старался подробно переводить все, что говорил советский офицер. В ходе разговора контрразведчик поинтересовался;
— Почему вы взбунтовались?
Солдаты зашевелились, загудели, и один из них, наверное, самый смелый и решительный, встал и откровенно произнес:
— Две недели рота в боях без отдыха. Нам даже негде и некогда умыться, постирать одежду. Командование как будто забыло о нас. Даже в пятницу заставляют воевать (у мусульман пятница — святой день)…
За ним встал второй солдат:
— В последнем бою душманы захватили в плен командира роты, а три наших товарища, — он указал на них рукой, — освободили его. Им за это даже спасибо не сказали.
— А как вы относитесь к своему командиру? — спросил Владимир Иванович.
Солдаты наперебой рассказали, что их командир — храбрый, бесстрашный, как все афганцы, офицер, перед пулями никогда не кланяется, за что они его очень уважают.
— Ваш любимый командир сейчас за вас переживает, верит вам, — сказал взволнованно советник. Потом добавил: — Я советский офицер, и у меня нет ни денег, ни наград. Но разрешите мне чисто по-человечески выразить вам свою благодарность.
Майор подозвал к себе троих чумазых, грязных солдат и по мусульманскому обычаю, по-русски, сердечно каждого обнял. И делал это искренне, от всей души. Афганцы даже растерялись. У них ведь не принято, чтобы офицер, по их понятию — господин, так просто общается с солдатами.