Тайное становится явным

— А вас не интересовало, откуда майор собирался доставать деньги, чтобы погасить долг?

— О, да. — Ланселот чуть помолчал. — Мой дядя совершил какую-то сделку с акциями. Он был совершенно уверен, что она будет успешной и принесет ему триста или четыреста процентов прибыли. Из этих денег он собирался расплатиться за взятую сумму, и в нее он вложил большую часть своих денег.

— Понятно… А сделка окончилась неудачей? — предположил Кэллаген.

— Думаю, что да, — согласился Ланселот.

Кэллаген затянулся и выпустил дым через ноздри. Глядя на Ланселота, он произнес:

— И у вас нет никаких соображений о том, как выплатили залоговую сумму?

— Абсолютно никаких. Я не знал, что эта сумма погашена, пока вы мне об этом не сказали. Я, естественно, думал, что дяде или Одри удалось продлить срок выплаты. В конце концов, год — очень маленький срок, чтобы расплатиться. Дядю хорошо знают в той местности, а его собственность оценивается в довольно-таки приличную сумму. И те, кто давал ему деньги под залог, были бы только рады отсрочить выплату.

— Может быть и так. Но дело в том, что никто не просил о продлении этого срока. Залоговая сумма была выплачена полностью. Вы не смогли бы выяснить, где они достали эти деньги?

— Нет, но из чистого любопытства я бы очень хотел это знать. — Ланселот улыбнулся Кэллагену.

Кэллаген тоже усмехнулся.

— И я. — Он поднялся.

— Полагаю, я всегда смогу найти вас в Грантс-Отеле? — спросил он.

— Почти всегда. В любом случае вам всегда смогут сказать, где меня найти. Может быть, останетесь, и мы выпьем еще? — предложил Ланселот.

— Нет, спасибо, — ответил Кэллаген. — Мне еще нужно сделать парочку вещей. Между прочим, что вы думаете о Габби? Вы с ним дружите?

На лице Ланселота появилась гримаса.

— Настолько, насколько такой человек, как я, может быть в дружеских отношениях с владельцем подобного заведения. — Он скривил губы в улыбке. — Я бываю здесь часто потому, что здесь весело. Раньше я думал, что Габби неплохой человек. Теперь, скажу по секрету, он мне не нравится. Я думаю, он не совсем честен.

Кэллаген усмехнулся.

— Что вы говорите? — беззаботно произнес он. — У вас ушло черт знает сколько времени, чтобы узнать это, не так ли?

Улыбка Ланселота погасла. Он посмотрел на стол и сказал:

— Не понимаю, почему вы это говорите. Не понимаю, почему меня должно интересовать, жулик Вентура или нет. Его личность меня не интересует. Я просто пользуюсь этим местом как баром и чтобы развлечься. Кстати, — продолжил он, — мне не понравилось, как вы это сказали.

— Разве? — опять беззаботно переспросил Кэллаген. — Ну и… что я теперь должен делать? Разрыдаться?

Ланселот ничего не ответил, и Кэллаген направился к выходу.

* * *

Было уже одиннадцать часов, когда Кэллаген, пробравшись через неосвещенные улицы между Шепард-Маркет и Сохо, вошел в клуб «Черная лестница».

Если клуб «Черная лестница» немного и отличался от других, то только тем, что все его посетители курили марихуану. Приобретение и реализация ядовитого растения, вместе с вытекающими отсюда последствиями (а когда вы увидите, какой эффект производит на женщин пара сигарет с марихуаной, то поймете, что «последствия» бывают) и составляло основной род деятельности этого клуба.

Помещение клуба представляло собой длинную комнату с очень низким потолком и ужасающим запахом. Пройти в нее можно было через проход, в дальнем конце которого, в уютной нише располагался охранник, внимательно наблюдавший за потенциальными потребителями зелья.

Запах, который был наиболее сильным в дальнем конце комнаты, — смесь дешевых духов, застоявшегося дыма марихуаны и горелого масла от крохотной кухоньки, расположенной прямо в углу комнаты, где заправлял здоровенный негр, — абсолютно не оказывал никакого воздействия на молодого джентльмена с бледным лицом, сидевшего за древним пианино, у которого, по крайней мере, не хватало дюжины клавиш, и исполнявшего модную мелодию «Я не знаю, что у тебя есть, но мне этого хочется», и, видимо, размышлявшего о тех днях, когда он мылся хотя бы раз в день и иногда брился.

За маленькими столиками, стоявшими у стен, сидело с дюжину человек. Они представляли собой тот сорт людей, которых вы и ожидали увидеть в клубе «Черная лестница». У них не было ни воспоминаний, ни надежд, ни моральных устоев. Их не интересовали ни мир, ни война, ничто другое между этими двумя состояниями, потому что большинство из них никогда не знали, что такое мир, и часть из них, причем большая, находилась в постоянном состоянии войны с чем-то или с. кем-то: с полицией, своими друзьями или самими собой.

Когда Кэллаген шел по комнате, они тайком бросали на него взгляды, характерные для людей, которые никогда не уверены в том, что может случиться через минуту-другую.

Кэллаген оглядел комнату. За столом у входа в одиночестве сидел Киттел, — высокий худой тип, который претендовал на то, что он художник. У него было удлиненное, бледное лицо, скверный характер и склонность к употреблению снотворных таблеток.

Кэллаген подошел к его столику и присел.

— Чего тебе нужно, Кэллаген, — подозрительно спросил Киттел.