Тайное знание. Секреты западной эзотерической традиции

Тесла, не похожий на других новаторов и изобретателей новой технической эпохи благодаря духовной основе своего восприятия, был не единственным, у кого способность к ясновидению повлияла на мышление. Гетевские темы и умозаключения прозвучали из другого христианского источника, на сей раз с Востока. Русский философ XIX века Владимир Соловьев в своих «Философских началах цельного знания» написал, что Земля ведет себя как живой организм[338]

. Эта явно странная теория была, вероятно, в то время отвергнута, как фантастические грезы еще одного мистика Восточной церкви. «Философские начала цельного знания», написанные, несомненно, под впечатлением концепции всемирного христианства, которые перекидывали мост между наукой и духовностью в истинно пророческой манере, предшествовали более научной работе Пьера Тейяра де Шардена, написанной в середине XX века и выдвинутой в космическую эру Джеймсом Лавлоком в теории, получившей название «гипотеза Геи». Откровения святого Иоанна вдохновили Соловьева на написание следующей книги под названием «Краткая повесть об Антихристе», в которой он с удивительной точностью предсказал приход к власти Адольфа Гитлера и урон, который нанесет миру этот злой гений[339]

. Удивительно, что подобные работы были изданы в то время, когда интеллектуальный мир находился во власти философии, безжалостно исключавшей духовное из всех споров и сконцентрированной по большей части на материалистических науках.

Успехи в науке продолжали оказывать влияние на западный мир. Даже бедные классы в либерально-буржуазных государствах извлекали выгоду, хотя и косвенно, из научных достижений. В первые годы промышленной революции здоровье нации являлось серьезной проблемой. Эту проблему удалось решить довльно легко в Викторианскую эпоху. Строительство новой канализации и водопровода одним махом устранило угрозу холеры, брюшного тифа и других эпидемий, связанных с антисанитарными условиями. Возрастающее благосостояние, энергичная, грамотная буржуазия, прибыль благодаря полной занятости, рост торговли и процветания, утопические мечты о лучшем обществе, рост грамотности как результат всеобщего образования – все эти, вместе взятые, факторы создавали очень соблазнительную иллюзию, вводившую в заблуждение миллионы. Мир продолжал наслаждаться покоем, процветанием и постоянным улучшением уровня жизни как прямым следствием человеческой изобретательности, трудолюбия и растущего мастерства роботизированной вселенной.

Раздел земного шара между горсткой государств с имперскими амбициями являлся, вероятно, самым поразительным примером деления на «сильных» и «слабых», «развитых» и «неразвитых». Империалистическая экономика удовлетворяла потребности правящих классов и буржуазии, которые не только получали прибыль, но и благодаря этой прибыли могли финансировать социальные реформы. Какое-то время казалось, что империализм, подобно крепким идеологическим узам, способен связать воедино страну[340]

.

Новые чиновники в колониях, являвшиеся местными, а потому презираемыми жителями, тем не менее считались полезными и все более необходимыми для империи. Для этих новых слуг колониальных режимов все решалось довольно просто – либо «озападниться», либо потерять положение и власть. Те, кто усваивали этот вынужденный урок, должны были перенять идеалы «западного просвещения» и использовать свое особое положение для подстрекания к мятежу против своих колониальных господ. В основе философской системы Ганди лежал сплав идей Джона Рескина и Льва Толстого в сочетании с восточной духовной традицией. Для Ганди это был единственно возможный способ победить западный империализм. Основу движения Ганди состояли образованные люди, европеизированные теми самыми завоевателями, с которыми они боролись. Общественность романтизировала войну, когда возможность глобального конфликта рассматривалась как продолжение экономического соперничества. Личный опыт невероятной разрухи и страданий, которые несет с собой война, исчез из народной памяти. Растущий национализм дал выход глубокому чувству патриотизма. Афоризм Самуэля Джонсона – «Патриотизм – последнее прибежище негодяя» – воспринимался некритически. Патриотизм, как и империализм, был теперь одним из существенных составляющих, связывающих нацию воедино.

В конце XIX века промышленное развитие продолжалось во всех развитых странах Запада. Конфликты, возникавшие из-за имперских амбиций соперничающих европейских держав, в основном улаживались дипломатическим путем. Европа по большей части наслаждалась беспрецедентной эпохой ненарушаемого мира. Единственной известной европейской войной была Франко-прусская война 1870–1871 годов, которая стала триумфом для германского военно-промышленного комплекса и донельзя унизительным событием для Франции, потерявшей области Эльзас и Лотарингию. Крупномасштабная война, хотя и планировавшаяся, считалась маловероятной.